Им требовалось неоднократно напоминать, кто восседал в тронном зале и отдавал приказы. Всюду, куда простиралось людское воображение и зрение, развесили красные стяги с золотым львом. Пусть недруги и злоумышленники слышат их рев! В самом центре ипподрома, над главной ложей королей, виднелось гигантское пурпурное полотнище с тем же непокорным рычащим животным, приветствуя путников с добрыми и недобрыми намерениями. Флаги колыхались под порывами морского ветра в портовом районе, облагороженном удобными каменно-плиточными пристанями и большим маяком с неугасаемым огнем. Иностранные суда, груженные разнообразными экзотическими товарами, уже заходили в столичный порт и восторгались гостеприимством соратников. Вольные Города выражали исключительное восхищение по поводу смелых решений молодого властелина и подносили подарки внушительного вида – о таких в Майклову эпоху могли только грезить юные мятежники, отобравшие царство у многовековой династии.
Единственное напоминание о павшем монархе, подарившим жизнь шестерым детям, высилось над богобоязненными смертными в виде величавой церкви на одной из возвышенностей. Ее возводили сотни рабочих на протяжении нескольких лет, укладывая обтесанные булыжники сплошным рядами, таким образом, создавая безукоризненно ровную композицию с треугольной башней. Вместо шпиля – золотистый крест, а в окнах красовались ангельские статуи с прижатыми к груди руками. Традиция предписывала хоронить членов семейства Львов на Западе, в крипте родового поместья, но останки государя были преданы огню – посему его вещи символически перезахоронили в самом храме. Ради привлечения благодарных паломников, тоскующих по лучшим временам, которые не вернуться. Хотя им следовало бы молить Творца о том, чтобы его наследники оказались более трудолюбивыми, а их попытки перекроить карту столицы – более надежными. Теперь жители могли жаловаться разве что на отбрасываемую высокими стенами тень, мешавшую насладиться пробивающимся рассветом.
Ибо нельзя отрицать очевидное – они были выше и крепче предыдущих.
Священники, понявшие правила игры, возносили молитву за здоровье венценосца и семьи, живших в сокрытом для посторонних донжоне – высочайшем строении города, выделяющимся красноватым оттенком с черными вкраплениями и отгороженным от остальной части поселений глубокими рвами, целыми рядами стенных укреплений и многочисленными охранными постами на смотровых вышках. Внутрь пускали ограниченный круг лиц: заморских или региональных гостей, обитателей просторных комнат, солдат королевской армии и просителей по определенным дням. Опыт минувшего владыки продемонстрировал, что подобные предосторожности не излишни. Паранойя Майкла сыграла с ним злую шутку: его отдали на растерзание воскресшему кошмару, позволили окончательно погрузиться в ужасы давно минувшего и, в итоге, пасть от клинка жестокосердного палача, смерть которого точно не ставили под сомнение. Все обернулось катастрофой, изничтожившей не менее гнусного монстра вместе с выжженным дотла логовищем.
Не желая походить на отца ни в чем в отношении правления государством, Никлаус начал с тронного зала, кардинально видоизменившегося. Вместо Железного Трона, усеянного полосами железа, стоял скромный деревянный резной престол с высокой изогнутой спинкой, обитой красным бархатом. Как и ожидалось, подлокотники были сделаны в форме львиных раскрытых пастей. Само помещение чуть увеличили в размерах за счет куполообразного потолка с витражами, изображающими исторически-библейский сюжет. На одном из них сын Божий, восседающий на небесном троне, вытягивал ладонь перед собой, словно предлагая смотрящему возвыситься. Другой радовал посетителей ярким ликом Божьим, подсвечивающим лежавшего коронованного льва. Буквально купаясь в объятия света, зверь утомленно смотрел вдаль, намекая на продолжительный царственный путь. Искусная работа с явным подтекстом. Разглядывая затейливые цветастые узоры, притаившийся под кариатидой Джеремая не мог побороть рвущуюся наружу ухмылку. Он прожил в этом месте, постепенно обретающим контуры дома, около четырех лет, но до сих пор старался держаться подальше от больших компаний и попоек за общим столом – к счастью, последнее требовало немного усилий, так как он не принимал напитки.
Впрочем, Свифта не принуждали к противным природе актам – столичная аристократия разделилась на группы и придерживалась своих интересов. Северяне неохотно шли на контакт, кучкуясь вокруг то ли кузнеца, то ли короля – вечно хмурого блондина с топором за спиной. Гвардейцы ходили парами, игнорируя региональные различия наряду с конфликтами прошлого, и маршировали по залу с легкой высокомерной улыбкой. Знатные лорды распыляли внимание на оставшихся одиночек, обмениваясь любезностями и ни к чему не обязывающими светскими замечаниями. Грех жаловаться на атмосферу натянутого дружелюбия – монарх не поощрял состязания между придворным людом, отвлекающим от насущных дел по восстановлению столицы. Не можешь приносить обществу пользу – не мешай. А если мешаешь – убирайся домой и не надейся на помощь от короны. Осмотревшись, Джеремая пару раз поймал на себе заинтригованные и брезгливые взгляды.
Как обычно, сплошное противоречие.
– Дядя! – высокий детский голосок разнесся по комнате, возносясь к купольному потолку. Вздрогнув от неожиданности, солдат опустил голову вниз и вздохнул, увидев вставшего перед ним мальчишку. Поразительно черные волосы разметались по необычно заостренному лицу с изумрудными глазами, контрастирующими с бледной кожей и кустистыми бровями. – Ты обещал. Тренировка. С кинжалами.
– Тимоти! Мы говорили об этом! – второй голос, менее писклявый, принадлежал невысокой девочке с вьющимися светло-каштановыми волосами и надменно вздернутым подбородком. Поклонившись в знак почтения, лорд Пикокхолла с удовольствием наблюдал за тем, как юная принцесса отчитывает младшего брата. – Ты не можешь просто так приставать ко всем подряд и обращаться без уважения. – как ни странно, в тоне не звучали строгие или раздраженные нотки. Скорее поучительные. – Может, дядя сильно занят. Ты об этом не подумал?
– Не согласен, Фиона, – невозмутимо ответил второй сын короля, складывая ладошки на груди. – Наш горячо любимый дядюшка старательно не обращает внимание на прекрасную даму под колонной. И я готов поклясться отцовским клинком, она глаз не отводит. Я такое замечаю.
– Тебе сколько, лет семь? – иронично поинтересовался Свифт, покачивая рыжеволосой головой, при этом оборачиваясь через плечо, чтобы отыскать упомянутую девушку. Незаурядная внешность: глаза, невероятно выразительные, были подведены темными мазками, подчеркивающими точеные черты с на удивление тонкими губами. – А ты не пробовал замечать правый выпад соперника? Хоть иногда? – Тимоти повел челюстью, скривившись от недовольства. – Научишься не отвлекаться и сможешь без зазрений совести обсуждать мои любовные похождения.
– Так она тебе понравилась? – просиял юный принц, заставив сестру издать громкий стон. – Хочешь, я могу подойти к ней и все разузнать? Или отправить Кворгила. Говорят, он очень галантен с дамами. Правда, я не совсем понимаю, что это значит.
– И не надо, – согласился воин, проводя пальцами по покалывающему шраму на щеке. Он хотел что-то сказать в дополнение, однако звук удара о плитку вынудил машинально потянуться к ножнам, тут же отгораживая детей от потенциальной опасности. – Что такое?! – первое, что он увидел – лежавшее в центре тело, пытающееся приподняться на локтях и оттого громко пыхтящее. Над ним возвышались солдаты в легких доспехах, один из которых носил в кирасе потертого пурпурного единорога, хохоча от увиденного. Кто-то из них толкнул хромоногого казначея в спину и искренне забавлялся.
– Эй, Бракс! Прекращай! – окрик одного из гвардейцев, адресованный главному зачинщику веселья, а на деле – публичного унижения сановника – отвлек обидчиков. Выпрямившись, рыцарь хмыкнул и, откинув выпавшую русую прядь, приготовился давать отпор собрату по титулу. – Оставь его! Он даже не может тебе ответить. В чем смысл? – вскипая от негодования, новоявленный лорд Престер шагнул ближе и протянул руку побагровевшему Освальду, нащупывающему отлетевшую трость. – Мне надо обратиться к Его величеству?