Он продолжал постукивать по столу колодой голубых открыток, присланных из США. Г-н Кош смотрел на эти открытки, на маленький кирпичик в руке историка-любителя: то одна, то другая особенно характерная орфографическая ошибка приходила ему на память, и он почувствовал, что сейчас заплачет. Его удержала злая мысль — злость останавливает слезы. Он подумал, что по логике вещей, организуя эту работу по воссозданию последних недель жизни Дезире, г-н Амбер должен был бы ратовать за расследование на месте, за то, чтобы кто-то повторил день за днем трансамериканский автопробег супружеской пары, чтобы этот следопыт прошел за ними по пятам, в каждом из отелей отыскивая их следы по регистрационным книгам: для выполнения этого плана патрон должен был бы напомнить о предложении, сделанном г-ну Кошу в первое же утро, о совете уехать немедленно. Но с той поры возникло дело Ле, и г-н Кош был очень нужен для операций, связанных с присоединением фирмы. Отметив про себя, что для патрона интересы фирмы все же были превыше всего, в том числе и расположения к нему, и что этого седобородого старца можно обвинить в душевной скаредности, г-н Кош испытал тихую радость, но сразу же упрекнул себя за это.
— …Материалы, которые у нас уже есть, а мы уже располагаем богатейшим источником сведений, мосье Кош… Что вы нам говорите о прерванной переписке, об умолкнувших сигналах! Вы и отдаленно не представляете себе их истинный смысл: эти открытки будут и впредь излучать радиацию новостей, нужно только помочь им в этом, дополнив их краткое содержание соответствующим документальным материалом, и вы увидите, что таких материалов — горы. Впереди у нас много работы, мосье Кош.
И г-н Амбер направился к обтянутому эластичной тканью металлическому креслу, в котором ежедневно отдыхал после обеда; это больничное кресло пятном выделялось на фоне стремянок светлого дерева и груды старых книг, наваленных на большом столе времен Луи-Филиппа. Он мгновенно переключился на отдых, словно начал другую работу, закрыл одно досье и открыл другое. Погрузившись в сон, он заулыбался в свою белую бороду, несомненно от удовольствия, что обнаружил пятнышко в истории и заставил г-на Кош сделать нечто вроде целительного упражнения по ментальной гигиене. Г-н Амбер испытывал удовлетворение оттого что оставлял мадемуазель Ариадну наедине с вдовцом. Он прекрасно знал, в какое, не имеющее ничего общего с исторической реконструкцией, русло, к каким более таинственным способам, необходимым, чтобы «оживить» Дезире, повернет разговор спиритка; сам-то он вовсе не верил в астральное тело, хотя и не пренебрег возможностью порасспросить Карла Смелого и Госсена де Стрееля о ночном нападении франшимонцев: нельзя ведь упускать ни одного шанса. К тому же на любое совместное дело его дочери с директором фирмы он взирал не без удовольствия; у него по этому поводу были свои полуосознанные мысли, которые он втайне лелеял после смерти Мадден.
Хозяин заснул, мадемуазель Ариадна и г-н Кош сидели друг против друга за овальным столом, а между ними лежала выпуклая стопка глянцевых, аккуратно положенных одна на другую открыток Дезире. Г-н Кош приготовился к испытанию, боялся и все же чувствовал, что ждет его, с надеждой, как больной — хирургическую операцию. Он уже преодолел страх перед каннибализмом спиритки, обратившим его в бегство в первый день траура, когда ему почудилось, будто на бледном лице старой девы написана жажда общения с мертвой, которая наконец-то оказалась ей ближе, чем герцоги Бургундские. Четыре прошедших дня надломили его, как долгая осада. Новостей от Дезире теперь ждать не приходилось, и что бы там ни говорил г-н Амбер, жизненные токи приостановились, источник иссяк: и бесконечным перечитыванием нескольких строк на обороте небесно-голубых открыток не удалось бы надолго заполнить существование, из которого не исчезала Дезире, поскольку в течение трех дней каждое утро он продолжал что-то узнавать о ней, как узнают что-то о ком-то, видя или слушая его. Именно это означает для вас, что человек жив, вы его видите, слышите, читаете его письма и представляете себе в тот момент по-новому, хотя для него самого асе это уже в прошлом. Звезда, которую вы видите, жива для вас, даже если она мертва уже тысячу лет. Но когда ее сияющие лучи перестанут доходить, именно в этот момент она перестанет существовать для вас А если мадемуазель Ариадна действительно способна вступить в контакт с мертвой Дезире? Теперь не осталось другой надежды, и перебирать почтовые открытки, и восстанавливать дни по метеорологическим сводкам — эти суетные занятия представлялись ему слишком тщетным утешением; г-н Кош смотрел на лицо затворницы и спрашивал себя, видели ли эти глаза под опушенными сейчас веками душу Дезире.