– Они улетели, да? – без капли сомнений в голосе спрашивает Магнус и отпускает Мяо, садясь на свое обычное место.
– Ты это тоже почувствовал? – с интересом спрашивает Алек и опускается рядом с мальчиком.
– Понял по твоему взгляду, Ангел. Хочешь? – он протягивает красное яблоко, и Лайтвуд, помедлив лишь секунду, берет его и подносит к губам.
Яблоко оказывается неожиданно сладким и сочным, и глаза Алека удивленно распахиваются. Он точно знает, что не должен так сильно ощущать вкус человеческой еды, но ему это нравится.
Магнус вгрызается в свое яблоко и начинает рассказывать, как прошел день. Он говорит про родителей, нового знакомого Рафаэля, про Рагнора, про сложный элемент на уроках танцев и про добрые глаза учительницы по рисованию.
Лайтвуд чувствует себя абсолютно счастливым в этот момент.
– Алек… – вдруг тихо зовет Магнус, неожиданно прерывая разговор и пряча глаза. – Мама говорит, что воображаемые друзья бывают только у детей. Но ты ведь всегда будешь со мной? Будешь защищать меня и помогать?
Лайтвуд облегченно выдыхает и с улыбкой смотрит в карие с золотистыми крапинками глаза.
– Всегда.
Алек считает себя счастливчиком, ведь Магнусу уже одиннадцать, а ежедневные полеты на Землю так и остаются тайной. Возможно, этому способствует поддержка его родных. Даже родители видят улыбку сына и придумывают новые и новые оправдания для Алека перед Старейшинами. Братья и сестра тоже стали для него настоящей поддержкой, и он вновь благодарит Всевышнего за то, что он подарил ему такую семью. Хотя и лишил самого важного для Хранителя.
Хотя лишил ли?
Алек смотрит на повзрослевшего Магса, который все так же широко улыбается, стоит ангелу ступить на крышу, и понимает, что его судьба не так уж и плоха.
Все рушится в один момент, когда приходит Изабель и прячет глаза. Она говорит тихим срывающимся голосом, и Алеку хочется закрыть уши руками, чтобы не слышать, провалиться сквозь землю и не думать об этих словах.
Он вглядывается в лицо сестры, но не находит там ни одного намека на ложь.
– Алек, он часть твоей души, я понимаю, но ты ничего не должен делать или говорить ему. Думаю, тебе лучше держаться от Магнуса подальше.
Магнусу уже исполнилось двенадцать, когда Алек снова прилетает на ту крышу, понимая, что больше не может находиться вдалеке от своего мальчика. Он готов ко всему: к расспросам, гневу, даже готов к тому, что крыша окажется пуста. Вот только Магнус все так же широко улыбается и не задает ни одного вопроса, когда расправляет рядом с собой еще одну газету.
Алек понимает предупреждение сестры почти сразу. Смотрит в ставшие родными глаза, когда мальчик гладит белые перья, и у него встает ком в горле от желания все рассказать. Вот только он не может. Не должен ничего говорить.
Молчание убивает быстрее, чем одиночество.
Алек машет крыльями снова и снова, улетает как можно дальше от крыши и Магнуса. Он летит до тех пор, пока не выбивается из сил. И сквозь дикую усталость чувствует, как его подхватывают неизвестно откуда возникшие Джейс и Изабель.
Магнусу четырнадцать, когда Алек однажды спускается на Землю и понимает, что его больше не ждут.
В последнее время он старается быть здесь как можно реже. Навещает друга лишь тогда, когда разлука становится невыносимой, когда тонкая нить, связавшая их души, натягивается до предела и причиняет почти физическую боль. Лайтвуд думает, что так он сможет отучить Магса от привычки проводить с ним вечера, а у него самого получится не проговориться при взгляде в раскосые глаза.
Но не обнаружить Магнуса на крыше почему-то немного больно.
Часть 3.
– Ты пришел, – Магнус по-турецки сидит на кровати.
Он не ждет Алека. Конечно, нет.
– Это же твой день рождения, я не мог не прийти, – Лайтвуд залетает в окно и садится на подоконник.
– Последние годы тебя это не сильно заботило.
– Да и ты не ждал меня, Магс.
– Не зови меня так. Так меня называют только друзья.
Магнус обиженно сопит, прикусывает щеку изнутри и смотрит на Алека. У него ощутимо зудят кончики пальцев от желания прикоснуться и провести руками по мягким перьям. Но обида темными сильными щупальцами обвивает сердце, горьким послевкусием оседает на языке и не дает сдвинуться с места.