Послушай, опять ты об этом!
Напольные часы пробили десять. Декоративные тарелки на каминной полке в столовой отозвались музыкальным позвякиванием. Самое время попытаться ее нарисовать.
Я налил себе еще чашечку кофе и отправился в мастерскую, устроенную в мансарде. Чудесные привычные запахи льняного масла, красок и скипидара. Запахи, означавшие, что я дома, что я в безопасности.
Перед тем как включить свет, я допил кофе и подошел к большому окну без штор. Сегодня не было даже намека на туман, хотя завтра он, возможно, появится. Туман — неизменный спутник жары. Хотя утром я слегка замерз в своей спальне в задней части дома. Сейчас город сиял призрачными огнями и был виден весь как на ладони. И это было нечто большее, чем просто состоящая из огней карта Сан-Франциско. Приглушенная подсветка массивных прямоугольных небоскребов деловой части города, остроконечные крыши домов на Куин-Анн-стрит, переходящей в Нои-стрит в Кастро.
Полотна, загромоздившие мастерскую, казались тусклыми и выцветшими.
Но все изменилось, когда я включил свет. И тогда я засучил рукава, поставил на мольберт небольшой холст и начал набрасывать ее портрет.
Я не часто делаю эскизы. А если и делаю, это означает, что у меня нет четкого плана. И я никогда не использую карандаш. Только тонкую кисть и немножко масляной краски. Как правило, умбры или охры. Иногда я делаю наброски, когда слишком устал, чтобы приниматься за новую работу. А иногда — когда мне страшно.
На сей раз имело место именно последнее. Я забыл, как она выглядит. Не мог представить себе черты ее лица. Не мог ухватить что-то такое, что заставило меня с ней связаться. Дело было даже не в ее доступности. Я вовсе не моральный урод и не такой уж непроходимый глупец. Хочу сказать, что я достаточно зрелый человек и способен выпутаться из подобной щекотливой ситуации.
Трусики из хлопка, губная помада… Сахар и мед. Хм…
Все без толку. Ладно, я уже изобразил копну волос — облако мягких густых волос. Нарисовал одежду. Но не Белинду.
Тогда я решил вернуться к работе над большим холстом для следующей книги. Там был изображен заросший сад, по которому в поисках своего кота бродила Анжелика. Жирные блестящие зеленые листья, раскидистые ветви дубов, свисающий до земли мох, высокая трава, в которой прячется кот, злобным оскалом напоминающий саблезубого тигра.
Все это было надоевшим клише. Моим клише. На заднем плане свинцовое небо, густые заросли — я словно включил автопилот и несся на огромной скорости.
Когда около полуночи позвонили в дверь, я сперва не отреагировал.
Скорее всего, это кто-то из моих друзей, слегка перебрав, решил заглянуть на огонек или один неудавшийся художник хотел перехватить долларов пятьдесят. Эх, надо было просто оставить деньги в почтовом ящике! Он там их точно нашел бы. Не в первый раз.
Снова прозвенел звонок, но не настойчиво и резко, как он обычно звонит. Тогда это, должно быть, моя соседка Шейла пришла сообщить, что парень, с которым она вместе снимает квартиру, подрался со своим любовником и ей срочно нужна моя помощь.
«А что я могу сделать?» — мог бы сказать я. Но если бы я открыл дверь, точно пришлось бы идти. Или, что еще хуже, впустить их внутрь. Потом я непременно напился бы под аккомпанемент их перебранки. Потом мы с Шайлой легли бы в постель. В силу привычки, от одиночества, без особого желания. Нет, только не сегодня, не после Белинды. Об этом даже речи быть не может. Не буду отвечать!
Третий звонок. Такой же вежливый и короткий. Странно, почему бы Шайле не сложить руки рупором и не выкрикнуть мое имя?
И тут до меня дошло. Это Белинда. Наверное, она нашла адрес в моем кошельке. Потому-то он и лежал поверх брюк.
Я кубарем скатился по лестнице, преодолев два пролета, и распахнул входную дверь. Она уже успела отойти от дома и медленно брела прочь, все та же кожаная сумка болталась у нее на плече.
Она убрала волосы наверх, густо подвела глаза и накрасила губы темно-красной помадой. Если бы не кожаная сумка, похожая на сумку почтальона, я ее сразу и не узнал бы.
Как ни странно, она выглядела даже моложе своих лет. Может быть, благодаря пухлым детским щекам и длинной шее. Она казалась такой уязвимой.
— Это я, Белинда, — сказала она. — Помните меня?
Я открыл банку с супом и поставил в духовку стейк. Она сообщила, что у нее проблемы: кто-то взломал замок ее комнаты, и теперь она боится там ночевать. Такое уже случалось, и ей было страшно, что кто-нибудь опять вломится к ней в комнату. Унесли ее радиоприемник — единственную вещь, имевшую хоть какую-то ценность. Чуть было не украли ее видеокассеты.