Полемика о Белинском продолжается и сейчас. В наше время за рубежом наряду с литературой, добросовестно анализирующей взгляды критика, выходят книги, повторяющие с различными вариациями старые версии о будто бы несамостоятельном характере философских идей Белинского, об отсутствии каких-либо его заслуг в философии, об ограничении его взглядов моральными проблемами. Снова утверждается, будто критик был родоначальником русского либерализма, будто он чуждался политики, не признавал революций и пр. В этих зарубежных книгах есть и новое: некоторые авторы изображают Белинского первым русским марксистом и чуть ли не основоположником советской идеологии. Эти искажения идей русского мыслителя подвергнуты критике в работах советских авторов[1].
Исследование философского наследия Белинского после революции началось работами А. В. Луначарского, П. И. Лебедева-Полянского и др. Советские ученые стали уделять ему особое внимание начиная с 40-х годов, в особенности с юбилейного 1948 г. Появился ряд монографий о его жизни и деятельности (В. С. Нечаевой, Ю. Г. Оксмана, М. Я. Полякова и др.). Многогранный характер наследства Белинского потребовал специального изучения отдельных сторон его мировоззрения. Вышли в свет и исследования о философских и социологических идеях Белинского: работы Г. С. Васецкого, А. И. Володина, М. Т. Иовчука, В. С. Кружкова, З. В. Смирновой, В. И. Степанова, И. Я. Щипанова и др.
За последние годы в советской литературе обнаружились различные точки зрения на отдельные стороны мировоззрения критика. Возникли дискуссии и о том, как вообще надо подходить к идеям деятелей русского освободительного движения. В 1973 г. журнал «Вопросы литературы» организовал полемику по вопросу о наследии русских революционных демократов, в частности и Белинского. Полемику начал филолог Б. Ф. Егоров статьей «Перспективы, открытые временем»[2]. Отмечая, что за последние 10–15 лет внимание ученых к революционным демократам несколько ослабело, он говорит, что в этом, возможно, виноваты и те авторы, которые «хотели бы лишь хранить наследство в глубоких сундуках и подвалах», и те учителя, «которые превращали Белинского и Добролюбова в этаких добродетельных всезнаек, проповедовавших прописные истины», и те «чрезмерно осторожные издатели и комментаторы сочинений классиков, иногда препарировавшие их тексты и сглаживавшие острые углы». Осуждая тех скептиков, которые, не прочитавши «ни одной статьи Белинского, с чужого голоса бубнят, что для XX века труды революционных демократов стали устаревшими»[3], Егоров вместе с тем требует ликвидации упрощенного подхода к революционно-демократическим идеям: более глубокого освещения их связей с зарубежной мыслью, рассмотрения их в развитии и пр. «…Теперь, — пишет Егоров, — мы доросли до рассмотрения таких аспектов их наследия, которых раньше не замечали!»[4]
Не со всем в статье Егорова можно согласиться. На наш взгляд, не является правильной его «новая» трактовка последнего периода жизни Белинского, что уже было отмечено в ходе полемики. Не очень удачно звучит утверждение Егорова, что теперь мы «доросли» до новых аспектов в рассмотрении революционно-демократических идей: получается, что серьезные недостатки в литературе о революционных демократах, допускавшиеся нами продолжительное время, объясняются тем, что мы не доросли тогда до правильной точки зрения, а не более сложными причинами. Однако Егоров совершенно прав, когда требует новых аспектов в подходе к революционным демократам, в том числе и к Белинскому.
1
См.