Они выбрались из машины. Вокруг высокого серо-желтого здания собралась небольшая кучка зевак. Стояли журналисты с ручками, блокнотами и диктофоном, а один даже прилаживал к штативу массивный киноаппарат. Две девушки в кокошниках держали ленточку.
Пахотнюк, не став тянуть время, приблизился к толпе и заговорил:
- Приветствую наших уважаемых горожан! Вы присутствуете при небывалом событии в истории Поселения – мы построили дом! И не зря он носит имя «Надежда» - смотрите, какой он жёлтый и большой! И в этом доме мы будем с вами жить и надеяться… Э…Пожалуй, перережу-ка я ленточку.
Слегка трясущимися руками Глава откромсал от ленточки солидный кусок, после чего провозгласил:
- Право первой опробовать подъёмник предоставляется почётной гражданке нашего уезда, доярке-миллионщице Кларе Гавриловне Шнапс!
Из толпы выдвинулась ужасающих размеров бабища в коричневом платье с медалькой на левой груди и чёрным обгрызенным бантиком на правой. Она окинула всех торжествующим взглядом, помахала рукой, видимо, воображая себя кем-то вроде Гагарина, и приблизилась к подъёмнику.
Подъёмник представлял собой большое кожаное кресло, подвешенное на четырёх верёвках к стене дома. Он приводился в движение огромной рукоятью, которую должен был крутить привратник в ливрее, стоявший тут же с широченной глупой улыбкой на бородатом лице.
Клара разместила свою тушу в кресле, вцепилась лапищами в поручни, а привратник напрягся и взялся за ручку. Начался подъём. В толпе кто-то захлопал. Послышался всхлипывающий голос: «Надо же, дожили…». Привратник крутил и крутил, а кресло всё ползло вверх, утаскивая весело дрыгающую ногами доярку в небо.
Однако, когда кресло достигло высоты шестого этажа, привратник вдруг выкинул странный фокус – он дико загоготал и выпустил ручку из рук. Все охнули. Подъемник с тушей госпожи Шнапс рухнул вниз и гулко ударился о землю, произведя весьма внушительное сотрясение. В ту же секунду вдоль серо-желтой стены от фундамента в сторону крыши побежала, извиваясь, словно змея, тоненькая трещина.
- Берегите-с головы! – вдруг заверещал Егубин и пустился наутёк.
Трещина моментально расширилась, и «Надежда» торжественно рухнула, порождая горы строительного мусора и клубы пыли.
Пахотнюк, получивший удар по голове обломком разлетевшейся рамы, подошёл ближе к обломкам дома и осмотрел масштабы трагедии.
- Рябинкин! – крикнул он. – Давай распоряжайся здесь.
- Слушаюсь, Егор Тимофеевич, - бодро ответил Рябинкин.
- Доярку починить, мусор убрать. Этого с кинокамерой поймать, камеру сломать. Швейцара расстрелять, потом разобраться, кто таков.
Откуда-то из клубов пыли раздались голоса мужиков:
- Да он того, гикнулся уже… А глянь-ка – следы от зубов на всю ногу!
Глава плюнул на землю, развернулся и зашагал к машине, где его поджидали Михеич в весьма бодром расположении духа и Егубин, забившийся в угол на дальнем сиденье.
Пахотнюк залез внутрь.
- Михеич, трогай. А с тобой ещё будет разговор, Фрол Гвидонович. Небось, дом-то соорудил из песка с грязью без единой крупинки цементу.
Егубин молчал.
Джип выехал на тракт. Михеич ехал не спеша, явно получая удовольствие. Пахотнюк покосился на него и вздохнул.
Тут в лобовое стекло врезался солидных размеров булыжник, оставив после себя раскидистую ветку трещин. Михеич затормозил.
- Это что ещё такое? - взревел Глава, выбираясь из машины.
К джипу приближались три чумазых пацана в мешковатой рваной одежде.
- Вы что, совсем озверели? – возмутился Пахотнюк, мысленно готовясь поймать ближайшего за вихры и переломать ему позвоночник.
Однако в него один за другим полетели камни. Пахотнюк прикрыл лицо рукой и вскрикнул от удара в грудь. Из машины высунулся Егубин:
- Егор Тимофеевич, едемте-с, ну их…
Камень долетел и до него, расшибив лоб и ободрав ухо. Егубин вывалился на асфальт. Подбежало ещё двое пацанов и принялись мутузить ногами уже мёртвое тело, из головы которого вытекала серая муть.
Пахотнюк запрыгнул в джип, закрыл дверь. Михеич рванул с места. Пара камней ударилась в заднее стекло, но машина уже разогналась, и её было не достать.
- Что же творится-то? - пробормотал Пахотнюк.
- И не говорите, барин, - отозвался Михеич. - Я чуть в штаны не напустил. А штаны-то новые…
- Ты куда едешь-то?
- Да знамо куда – подальше от этих.
- Стой.
Джип замер у обочины. Глава вышел из машины и отдышался. Они стояли возле забора морга. Михеич, оказывается, так разогнался, что заехал в самое Ровнецо. «Не дай Бог, бензин ещё кончится», - пронеслось в голове Пахотнюка. Ноги понесли его к калитке. «У Карла топор, - подумалось почему-то. - Как-нибудь отобьёмся».