— А именно?
— У папы в конторе есть одна женщина, Дениза Тромпе…
— Пищалка?
— Она самая, молодец! Действительно, по всей вероятности, образ пищалки соотносится именно с ней. Но отсюда как раз вопрос: при чем тут она? Какова ее роль в этой темной истории? Мама ее очень хорошо знает и уверена: это честнейшая женщина. К тому же она слепо предана папе. Обдурили они ее как-то, заставили плясать под свою дудку? Или действуют у нее за спиной? Или она пособница? Вот этой связки нам и не хватает.
— Я не хочу винить ее прежде времени, — заявила Жозиана, скрестив на груди руки. — Вдруг она ни при чем? Это же ужас! К тому же представить себе, чтобы Дениза Тромпе оказалась мошенницей… Это женщина верная, скрупулезная, в плане работы безупречная. Она в компании двадцать лет, и за все годы ни единой ошибки. Учетность у нее чистенькая, все как на ладони. Марсель полностью ей доверяет… А между тем у Шаваля-то в голове определенно Пищалка. Младшенький сам видел. И это заведомо она!
— Потрясающий у тебя все-таки талант. — Гортензия посмотрела на Младшенького долгим взглядом. — Ты меня просто поражаешь. Ты гений, виртуоз. Преклоняюсь, учитель!
Младшенький залился пунцовым румянцем, лицо у него пошло красными пятнами. Он едва удержался, чтобы не почесаться. Из Крохи сразу в Учителя!
— А чего вы ждете от меня? — спросила Гортензия.
— От тебя — чтобы ты встретилась с Шавалем попить кофе и разговорила его.
— Что?!
— Разговори его…
— Здрассте! Думаете, я ему позвоню, скажу, что хочу увидеться, и он примчится галопом? Оптимисты вы, ребята…
— Ничего подобного. Ты оставила о себе неизгладимое воспоминание. Еще бы… Любой мужчина, дорогая моя Гортензия, при одном соприкосновении с тобой немедленно воспламеняется от желания или, если угодно, любви. Шаваль первый… С тех пор как ты его бросила, он чахнет и погибает. Это видно у него в третьей лобовой складке левого полушария.
— Вместе с джеллабой.
— Нет, чуть выше.
— Ну, тебе виднее.
— При виде тебя он совершенно растекается и теряет всякую власть над своим мозгом. Выпытать у него все секреты будет просто детский сад!
— С чего ты решил, что он захочет мне все рассказать?
— Потому что он обязательно распустит хвост. Начнет расписывать, какие у него перспективы, какие на него скоро посыплются деньги… Тут ты невзначай упомяни Пищалку и посмотри, как он себя поведет.
— А откуда я знаю про Пищалку?
— А ты поступи как в полиции. Скажи ему, что Пищалка все рассказала Марселю, и Марсель теперь думает, как его покрепче наказать… Но ты, дескать, не хочешь в это верить, а хочешь услышать все как было от него, у тебя к нему еще сохранилось какое-то уважение и даже в некотором роде привязанность… Тут он размякнет, падет к твоим ногам и выдаст нам на себя все улики.
— Н-н-да… Думаете, все вот так просто и получится?
— Я думаю, что для тебя нет ничего невозможного, — ответил Младшенький. — Просто, когда пойдешь с ним встречаться, ты повторяй про себя: Шаваль расколется, Шаваль все расскажет… И вот увидишь, он тебе все выболтает!
Гортензия быстро прикинула в уме. Что ей стоит пойти выпить кофе с этим слизняком, бывшим любовником? Если это ради Марселя, Жозианы и Младшенького… Жизнь к ней в последнее время щедра, почему бы не поделиться с ближними?.. Подумала так и сама себе удивилась. «Что это со мной, — встревожилась она, — никак меняюсь?»
— Если я это сделаю, разоблачу Шаваля… Ты мне окажешь взамен одну услугу?
— Не вопрос, — кивнул Младшенький. Дело в шляпе! — Мам, принеси нам чего-нибудь прохладительного. Ну и жара сегодня!.. Ириски и те липнут к обертке…
— Нечего разговаривать, как отец, ишь, туда же, — заворчала Жозиана. С тех пор как она стала матерью, она старалась выбирать обороты поизящнее и следила, чтобы сын тоже говорил гладко.
Но Младшенький не обратил внимания на замечание. Склонившись к прекрасной Гортензии, он осведомился:
— Чем я могу тебе помочь?
— Мне нужно, чтобы ты проник в мысли Гэри. Я хочу знать, о чем он думает.
— С чего это ты так любопытствуешь, о чем думает Гэри? — заартачился Младшенький.
Гортензия лукаво улыбнулась.
— Вот теперь я тебя не узнаю, Младшенький. Я от тебя ожидала больше сообразительности.
— Я знаю, что ты хочешь увидеться с ним в Нью-Йорке. И не знаешь, в каком он умонастроении на предмет тебя. Боишься угодить впросак.
— Совершенно верно.
— Прежде всего, Гортензия, хочу тебе кое-что сказать…
Жозиана почувствовала, что в ее присутствии сыну говорить неловко, и поспешила выйти из кухни, ссылаясь на телефонный звонок. Младшенький выпрямился, посмотрел Гортензии в глаза и объявил: