Тропинка поднималась по склону Козлиной горки, вела в ущелье, а дальше змеилась меж россыпями присыпанных снегом крупных камней. Отсюда уже был виден выход из ущелья, приближавший их к цели похода. Ветер на открытом склоне бушевал с удвоенной силой, и было очень скользко. Хорошо, что от дождя ледяная корка размокла, поэтому идти стало чуть легче. Они шли по-прежнему молча, разве только иногда из-под соскользнувшей ноги срывался камешек, но и этот звук быстро тонул в свисте ветра.
Прошло еще полчаса. Подъем уже начал казаться усталым беглецам бесконечным. Ледяной дождь и вынужденное молчание оставляли их наедине с собственными мыслями, беспокойством и сомнениями. Правильно ли они поступили, когда выбрали побег? Наилучшее ли это было решение? Что произойдет, если их здесь задержат? Что, если задержат завтра? Можно ли доверять этому гиду? Сколько еще раз придется останавливаться для ночлега и отдыха? Выверяя каждый шаг, согнувшись чуть ли не пополам под порывами ветра, мужчина и его жена шли, и обоим казалось, будто они попали в кошмарный сон, застыли в пространстве. В те редкие моменты, когда гид останавливался и решал, какой путь выбрать, они поднимали глаза, и бесконечные дикие просторы за пеленой дождя представлялись им пропастью без конца и границ.
Пещера появилась перед ними, когда оба уже утратили ощущение времени и всякую надежду добраться до места назначения. Вход в нее казался черным и ужасным, словно каменный шрам на снегу. Мать даже вскрикнула от удивления, хотя им было приказано сохранять молчание. Девочка отпустила руку отца и вслед за Гийомом проскользнула в пещеру. С самого начала этого странного похода Эстер старалась быть послушной и говорила очень мало. То был единственный способ утешить маму с папой, какой она сумела придумать. От нее многое пытались скрыть, но она все равно знала. И, чтобы не поддаться всеобъемлющему страху, от которого у мамы делались такие испуганные глаза, а отец становился грустным и раздражительным, она шла туда, куда нужно было идти, без протестов и жалоб, слепо доверяя тем, кого любила. Это как игра в жмурки: глаза у тебя закрыты повязкой, и ты идешь туда, откуда слышится смех. Но даже ничего не видя, ты ощущаешь ласковые касания солнца, знаешь, что оно сияет в небе, скоро с тебя снимут эту повязку, и все вокруг будет залито ярким светом, словно он никуда и не исчезал.
Гийом зажег фонарь и вошел в пещеру. Снаружи казалось непросто предположить, насколько она глубокая. Внутри было сухо, хотя на улице упрямо лил дождь. Свет упал на стопку одеял, сделанный из камней очаг, сложенные горкой поленья и ветки, ведро и два мотка веревки. При виде всего этого отец испытал огромное облегчение.
— Здесь есть все нужное! — воскликнул он радостно.
— Это слишком громко сказано. Два-три дня здесь можно прожить без проблем, и дров на это время должно хватить. Я принес еще немного. Если не делать этого в каждый приход, наступит день, когда придется нести двойную норму.
С этими словами Гийом сбросил со спины рюкзак и вынул три огромных полена. Мужчина смотрел на него с изумлением. Он настолько устал, что не смог бы, наверное, поднять с земли даже коробку со спичками. Гид между тем продолжал, даже не заметив его замешательства:
— На случай рейда или плохой погоды это — идеальное укрытие. А теперь вам надо согреться. Здесь есть и еда. Вы наверняка проголодались.
Доктор присел перед кучкой хвороста, чтобы разжечь костер. Худшее, что может случиться в горах, — это если в группе кто-нибудь заболеет или травмируется. Сухие иголки вспыхнули, и пламя быстро перекинулось на сложенные конусом щепки. Девочка присела с ним рядом и вздохнула от удовольствия.
— Ты индеец?
— Почему ты так решила?
— У меня есть… у меня была книжка про индейца. Он тоже умел разжигать огонь с помощью одного только камня!
— Мне, как видишь, для этого нужны спички.
— Все равно здорово! Папа никогда ничего такого не делает!
— Наверняка он умеет делать многое другое.
— О да! Он умеет проектировать мосты!
Гийом собрался было ее перебить, потому что не хотел ничего знать о своих подопечных, но девочка замолчала сама и начала смотреть на огонь с таким восторгом, что у него замерло сердце. Мужчина между тем уже укутал свою жену в одеяла и принялся рыться в карманах. Достав кошелек, он спросил неуверенно:
— Мне сказали, это стоит три тысячи. Так?
— Три тысячи?
— За переход. Мне сказали, что такова цена.
— Значит, вас ввели в заблуждение. Спрячьте деньги, они понадобятся вам по ту сторону границы.
— Вы уверены? Спасибо. Я не знаю, как…
— Оставьте. Вы поблагодарите меня в Швейцарии.
— Когда мы выступаем? Завтра?
— Нет, завтра точно нет. Пойдем, как только путь будет свободен. Но сначала я должен узнать, когда это случится.
— А как все это происходит? Вы… простите меня, мсье, но все это так запутано! От самого Парижа нас передают от человека к человеку…
— Молчите! Я предпочитаю не знать ничего. Я представляю, что это тяжело, но выбора у нас нет. Чем меньше я обо всем этом знаю, тем меньше риск, что проговорюсь.
Прежде чем мужчина успел ответить, раздался странный звук. Не изнутри пещеры, а снаружи… По склону покатились камешки, и как будто бы послышались шаги. Кто бы это мог быть?
Гийом знаком попросил беглецов спрятаться за выступом в дальней части пещеры, где была самая густая тень. Но вокруг лежали одеяла, горел огонь, поэтому особой надежды укрыться от чужих глаз не оставалось. Доктор быстро вытащил из переметной сумки пистолет, проверил дуло, вставил пулю и выскользнул наружу. На это ушло не больше минуты.
Чуть выше по склону стоял мужчина. Его униформа почти сливалась с серой пеленой тумана.
— Добрый вечер, доктор!
Говорил он шепотом, чтобы обитатели пещеры не услышали. Гийом поставил пистолет на предохранитель, сунул его за ремень, подошел к немцу и пожал ему руку. Потом прислушался, желая убедиться, что никто из членов семейства не вознамерился выйти вслед за ним. Но было тихо, только над снегами со свистом носился ветер. Дождь закончился, и в сумерках черты лица обер-лейтенанта Брауна казались высеченными из мрамора. Гийом тоже перешел на шепот, чтобы не потревожить беглецов:
— Все в порядке?
— Да. Они уже тут?
— Мы только что пришли.
— Долго же вы добирались!
— Думаете, легко идти с детьми? Эти люди никогда в жизни не видели гор, разве что на фотографиях!
— Не нервничайте, все в порядке.
— Я совершенно спокоен. Когда нам можно будет идти дальше?
— Послезавтра на рассвете. Рейдов на это время не запланировано. Мои люди будут сидеть в тепле и попивать шнапс, присланный фюрером к Рождеству.
— Значит, послезавтра? Прекрасно.
Доктор попытался подобрать слова благодарности, которые прозвучали бы искренне. До последнего времени он сохранял бдительность и по мере возможности проверял сведения, которыми снабжал его обер-лейтенант. Гийому хотелось дать обер-лейтенанту понять, что ситуация изменилась и он теперь ему доверяет. Ничего не придумав, доктор удовольствовался констатацией факта:
— Наверное, трудно водить своих за нос?
— Да, нелегко. Но, по-моему, я неплохо справляюсь с ролью офицера, рьяно следящего за исполнением приказов. Недавно мои люди получили, как вы, французы, это называете… ах да, выговор. И теперь они уверены, что я готов преследовать евреев даже во сне!
Похоже, вспоминать об этом ему было в удовольствие. Гийом какое-то время наблюдал за Брауном, пытаясь понять, что им двигало.
— Вы рискуете все больше и больше.
— Меня это не пугает.
Что-то странное было в его тоне, и они оба надолго замолчали. Гийому вдруг до смерти захотелось закурить, однако он сдержался. Запах может выдать человека так же верно, как свет полной луны ночью… Да и родители девочки уже наверняка начали беспокоиться, почему он так долго не возвращается. Если кто-то из них выглянет из пещеры и увидит немца, ему придется долго все объяснять и успокаивать их. Он уже повернулся уходить, когда Браун заговорил снова: