«Прощай! Прощай! Со лба сотру…»
Прощай! Прощай! Со лба сотрувоспоминанье: нежный, влажныйсад, углублённый в красоту,словно в занятье службой важной.
Прощай! Всё минет: сад и дом,двух душ таинственные расприи медленный любовный вздохтой жимолости у террасы.
В саду у дома и в домувнедрив многозначенье грусти,внушала жимолость умуневнятный помысел о Прусте.
Смотрели, как в огонь костра,до сна в глазах, до мути дымной,и созерцание кустаравнялось чтенью книги дивной.
Меж наших двух сердец – туманклубился! Жимолость и сырость,и живопись, и сад, и Сван —к единой му́ке относились.
То сад, то Сван являлись мне,цилиндр с подкладкою зелёноймне виделся, закат в Комбреи голос бабушки влюблённой.
Прощай! Но сколько книг, деревнам вверили свою сохранность,чтоб нашего прощанья гневповерг их в смерть и бездыханность.
Прощай! Мы, стало быть, – из них,кто губит души книг и леса.Претерпим гибель нас двоихбез жалости и интереса.
«Собрались, завели разговор…»
Юрию Королёву
Собрались, завели разговор,долго длились их важные речи.Я смотрела на маленький двор,чудом выживший в Замоскворечье.
Чтоб красу предыдущих времёнвозродить, а пока, исковеркав,изнывал и бранился ремонт,исцеляющий старую церковь.
Любоваться еще не пора:купол слеп и весь вид не осанист,но уже по каменьям дворавосхищенный бродил чужестранец.
Я сидела, смотрела в окно,тосковала, что жить не умею.Слово «скоросшиватель» влеклоразрыдаться над жизнью моею.
Как вблизи расторопной иглы,с невредимой травою зелёной,с бузиною, затмившей углы,уцелел этот двор непреклонный?
Прорастание мха из камнейи хмельных маляров перебранкастановились надеждой моей,ободряющей вестью от брата.
Дочь и внучка московских дворов,объявляю: мой срок не окончен.Посреди сорока сороковне иссякла душа-колокольчик.
О, запекшийся в сердце моёми зазубренный мной без запинкибелокаменный свиток именМаросейки, Варварки, Ордынки!
Я, как старые камни, жива.Дождь веков нас омыл и промаслил.На клею золотого желтканас возвел незапамятный мастер.
Как живучие эти дворы,уцелею и я, может статься.Ну, а нет – так придут маляры.А потом приведут чужестранца.
Как мне досталась милость их приветатот медленный, затеянный людьмистаринный вальс, старинная приметачужой печали и чужой любви?
С Надеждой Яковлевной Мандельштам
Медлительность
Надежде Яковлевне Мандельштам
Замечаю, что жизнь не прочнаи прервется. Но как не заметить,что не надо, пора не пришлаторопиться, есть время помедлить.
Прежде было – страшусь и спешу:есмь сегодня, а буду ли снова?И на казнь посылала свечуради тщетного смысла ночного.
Как умна – так никто не умен,полагала. А снег осыпался.И остался от этих временгорб – натруженность среднего пальца.