Глиша отчетливо сглотнул.
Шофер обошел авто, постучал по переднему баллону еще раз и присел, чтобы разглядеть поближе.
Небош слегка приподнял маскировочную накидку и вопросительно дернул подбородком.
— Работаем. Первым водилу. Один усташ нужен живым, бабу по обстановке.
Команда прошла вдоль цепи и стоило водителю заняться ниппелем, как тихо бумкнула винтовка Небоша и шофер мягко завалился, уткнувшись лбом в арку колеса. Глухой звук не встревожил даже птиц и пассажирку, что уж говорить о двоих поодаль.
Они спокойно закончили свои дела и повернули к машине.
— Левый мой, — шепнул трем другим стрелкам Небош.
— Правый мой, — отозвались из цепи.
— Первая пятерка, вперед! — Глиша и четверо бойцов поднялись в полный рост, держа стволы на уровне глаз.
Хорошие накидки нам сделали, даже пять человек, вставших из подлеска, не вызвали никакого оживления у наших гостей — ребят заметили только после нескольких шагов.
— Руки за голову! Стоять-молчать-бояться!
Один замер с протянутой к дверце машины рукой, второй дернулся, но быстро оценил, что со своим пистолетом против четырех автоматов и пулемета он не игрок и тоже застыл.
Но тут, наконец, бабенка оторвала голову от скатки, увидела косолапящих к ней леших, почти неподвижные, как на гиростабилизаторе, черные дула, и немедленно завопила.
Под это дело второй все-таки потянулся к кобуре, но Небош все равно быстрее, а пулю обогнать еще никому не удавалось.
— Руки вверх! Шевельнешься — сдохнешь!
Противоречивую команду первый, однако, исполнил безошибочно — медленно поднял руки и замер. А вот бабенка схватила и судорожно пыталась расстегнуть портфель, а когда набежавший боец вырвал и отбросил его, завыла и полезла царапаться.
Бум!
Вопли после удара прикладом по голове резко оборвались, кокетливая шляпка и шпильки улетели вперед, под педали.
— Собирай все, уходим! — крикнул я Глише, не переставая следить за дорогой.
Неплохо вышло, два языка вместо четырех трупов. Все тела, живые, мертвые и полумертвые, затолкали в машину, один боец сел за руль, двое с автоматами вскочили на бампер сзади и опель, присев на жалобно скрипнувших рессорах, свернул на присмотренную тропку, уходившую в глубь леса. Прикрывавшая группа Бранко снялась только после того, как моя пятерка прошлась по дороге вениками из веток, подняв клубы пыли и скрыв и без того малозаметные следы.
Обошлось без экстренного потрошения: до усрачки напуганный усташ выкладывал все, даже не дожидаясь вопросов. Да, охрана лагеря. Нет, не в увольнение, в отпуск, на неделю. Да, машина до Загреба и обратно, раньше воскресенья не ждут. Нет, он никого не убивал, просто выполнял приказы, убивали вот этот и водитель. Да, и баба тоже убивала, а он никогда! Да, начальник сейчас в отъезде, ждут завтра. Да, по этой дороге. Не убивал, честное-пречестное! Семья ведь, трое братьев и сестер на иждивении. И больная мать.
И все, разумеется, инвалиды, даже собака хромает, а кошка с лишаем. Отпустите, дяденьки, я больше не буду.
При словах о начальнике лагеря засвербела недолеченная задница, я полез почесаться, а сукин сын Лука оскалился, но подавился смешком, стоило злобно на него зыркнуть. Мы с ним своего рода побратимы: ранения почти одинаковые, вот он и отыгрывался за все шуточки в его сторону. Но не сейчас, не сейчас, вернемся с задания — пусть регочет, сколько влезет.
А пока мы быстро перетряхивали добытое — деньги, оружие, бумаги, отпускные свидетельства, содержимое портфеля и багажника… Я раскинул веером документы: все четверо сотрудники Усташской надзорной службы, а не домобраны. Оба пассажира награждены один железной, а второй бронзовой медалью Короны Звонимира за заслуги «на благо хорватского народа и государства». Какие заслуги могли быть у служащих охраны концлагеря, даже думать не хотелось. И всем четверым от двадцати до двадцати пяти лет, вот так, сила есть, а вместо ума догмы и верность поглавнику, думают пусть командиры. Сколько таких молодых-веселых вписалось к националистам, влезло в кровавое безумие и скатились в садизм?
Дождя не было уже дней пять и потому машину просто загнали как можно дальше в лес и закидали ветками, а следы замели.
— Кончай его, — махнул я в сторону усташа.
Он тоненько завизжал, попытался вскочить, но Марко обхватил его сзади за горло и буднично воткнул штык-каму в почку. Охранник всхрапнул как лошадь, засипел, обмочился и уставился в небо стекленеющими глазами.