— Волк? — спрашивает.
— Волк, — отвечает тот.
— А что, — испугалась Белла не на шутку, — вы тут делаете?
— А мы, — хором зарычали Волк с Лисой, — пришли тебя съесть!
Закричала Белла, враз забыла, что у самой копытца точёные, зубки остренькие, побежала куда глаза глядят… Да только в темноте не увидела ничего, влетела в дерево, упала, завопила пуще прежнего. Побежала в другую сторону — и тут дерево. Мечется свинка по поляне, а за ней Лиса с Волком — вот-вот схватят!
— Моя, — кричат, — добыча!
— Нет, моя!
Упала Белла, лежит без сил плачет, смотрит, как пасти алые приближаются, да слюна с клыков капает. “Пропала, — думает, — моя красота!”
Но тут задрожала с гулом земля, расступились с треском деревья, звёзды со звоном по небу рассыпались.
Вышел на поляну Секач.
Росту невиданного, размеру неслыханного, шерсть всклокоченная, грива до небес, рыло длинное, клычищи вразлёт.
— А ну, — заворчал, — пошли прочь! Моя это королевишна!
Испугались Лиса с Волком, хвосты поджали и бросились наутёк!
Спас Секач Беллу, поднял, к себе во дворец привёл. А дворец-то под корнями самого старого дуба всем на зависть — просторный, тёплый, перина из самого мягкого мха, потолок, что радуга, светляками переливается, кладовая яблок да грибов полна!
Разомлела Белла, упала на перину и проспала до утра. А Секач снаружи остался, королевишну свою охранять.
И стала Белла с Секачом в лесу жить. Никогда кабан-король красы такой не видывал: щетинка беленькая, копытца точёные, носик розовый, хвостик длинненький, глаза хитрые…
Влюбился Секач. Стал всё для королевишны своей делать. Попросит грибов, корешков или ягод каких — всё принесёт. Перину набил попышнее, украсил вокруг, живёт любуется.
Да вот только перестала Белла его во дворец пускать. “У тебя, — говорит, — ноги не чищены, шерсть спутана. Куда такому во дворец? Мою беленькую щетинку попачкаешь!”
Вздохнул Секач и в дверях поселился.
И стала Белла потихоньку и его гонять. Ходит-похрюкивает: “Хо-хо-хо, почему перина не взбита!” Подденет её пятаком, р-раз! — и нет перины. “Хо-хо-хо! Паутина на стене не правлена!” Поскребёт стену, — кора и отвалится.
Лежит Белла, объевшись, из дворца не выходит. “Хо-хо-хо! Почему кладовая пустая!” Да только и кладовой уже нет, и от дворца мало что осталось.
А Секач нрава крутого был, возмутился, взревел:
— Хро-хро! Зачем мне такая королевишна? Иди откуда пришла!
Попробовала было Белла, как раньше, встать, будто подбоченясь, ушки навострить, красу свою показывает. Да только не глядит на неё Секач.
— Нет, — говорит, — толку в красе твоей, когда ты свинья-свиньёй.
И выпроводил её из лесу.
Вернулась Белла домой, к маме с папой. Стоит на пороге, грустит. А те, как увидели свою свинку, бросились к ней, отмыли, отогрели, накормили. В новую постель уложили. Сидят рядом радуются.
Смотрит Белла вокруг и дом не узнаёт: стены новые, диван штопанный, кругом порядок.
— Не буду, — решила Белла, — свиньёй. Не буду королевишной. Буду просто любить маму с папой. Они ведь у меня лучшие!