— Сэма? Нашего Сэма?
— Да. У него недалеко кузница, ты ведь знаешь, и он услышал о пожаре от какого-то проходящего мимо жестянщика. Я так понимаю, именно он с двумя другими шахтерами первым вошел в столовую и обнаружил тела.
— Последнее, что я помню, — прошептал Росс, — перед тем как меня сшибла балка, это как Валентин склонился ко мне и рассказывал, что Батто умер, а сам он вышел через другую дверь.
В туманной тьме снова замычала корова.
— Валентин соорудил в подвале что-то наподобие логова, чтобы зимой Батто не мерз, — продолжил Джеффри Чарльз. — В погребе, как сказала мне кухарка, находились тюки с соломой, одеяла и мешки. Каким-то образом Батто выбрался оттуда и случайно поджег свою нору. Слава Богу, это случилось не ночью.
Демельза молчала.
— Где сейчас Валентин?
— Сэм настоял, чтобы его принесли в церковь. Сэм позаимствовал свечи из шахты и собирается просидеть около него всю ночь.
Глава девятая
— Мама, — спросил Генри, — а вы с папой больше не любите друг друга?
Демельза удивлённо посмотрела на сына.
— С чего это ты взял?
Такой ответ его озадачил.
— Я думаю, — объяснила Демельза, — твой папа просто очень опечален из-за смерти твоего кузена Валентина.
— Ну да... и ты тоже?
— Конечно же. Все мы.
— Но мне показалось... — Генри снова попытался что-то сказать, но умолк.
— Папа огорчен больше всех. Они с Валентином чаще виделись. Когда погиб Джереми, Валентин был почти его ровесником, и папа стал чаще приглашать его к нам. Валентин, разумеется, порой был непростым в общении человеком...
— Что значит непростым?
— Упрямым, своенравным. Даже жена от него сбежала, прихватив малыша Джорджи, так что он жил в одиночестве. Но мы ведь родственники и соседи, и папа считал своим долгом помогать ему, и вскоре очень привязался к Валентину... Поэтому все мы огорчены.
— Упрямым, — повторил Генри. — И про меня ты иногда так говоришь.
— Ты упрямый, но, к счастью, не настолько.
— Со мной не случится того же, что с Валентином?
— Ох, нет, что ты! Нет.
Генри потер один башмак о другой.
— Ты бы не разрешила мне держать такого же зверя, как Батто?
— Надеюсь, тебе и не захочется.
— На слецтвст... — как ты там говорила?
— Следствие.
— На следствии лейтенант Лэйк сказал, что если бы он не вернулся спасать Батто, то не лишился бы жизни.
— Откуда ты узнал? Тебя ведь там не было.
— Элен Портер рассказала.
— Это её не касается.
— Ещё она сказала... — Генри вдруг сбился с дыхания. — Она сказала, что если папа не пошел бы искать Валентина, он бы не поранился.
— Это правда.
— Эллен говорит, они оба храбрые, рисковали собой, чтобы спасти глупого зверя.
— Верно. Но ничего хорошего не вышло. Один погиб, другой чудом спасся.
— А папа... он успеет выздороветь к пятнице, чтобы поехать в Лондон?
— Пока непонятно.
Физически Росс быстро шел на поправку. Ожоги были не сильные, в трех местах наложили повязки, еще четыре смазывали цинковой мазью трижды в день. Реальные опасения внушали сотрясение мозга и отравление угарным газом. Он стал нормально дышать, только когда легкие полностью очистились от дыма. Из-за удара у Росса иногда кружилась голова, но он скрывал это от Дуайта. Ему не давала покоя глубочайшая тоска, смешанная с досадой из-за бессмысленной, нелепой гибели Валентина. Когда Росс потерял Джереми, его сковали опустошение и отчаяние, сейчас же он чувствовал себя так, будто получил тяжкую рану.
Росс задавался вопросом, только ли жалость к животному и присущая ему бесшабашность толкнули Валентина вернуться за Батто. Может, все недооценили чувства Валентина к шимпанзе. Валентин редко демонстрировал свою привязанность к кому-либо. Даже его любовь к сыну стала очевидна только в последний год. Может, его отцовские инстинкты распространились и на обезьяну-беспризорника, найденного в Фалмуте и взятого под опеку. Гибель Валентина вызвала у Росса бурю воспоминаний: о детстве Валентина, об Элизабет, их разговорах, таких как при случайной встрече у церкви, когда в нем снова всколыхнулись прежние чувства к ней. Столько лет прошло.
Ему вспомнилось письмо Элизабет (он хранил его много лет, но потом уничтожил), в котором она сообщала, что выходит за Джорджа Уорлеггана. И наконец, её странная смерть при родах. Он сомневался, понимает ли Демельза глубину свалившегося потрясения, его чувства, страдания, нахлынувшие воспоминания, которые не оставляли и будоражили его. Хотя Демельза и не была в восторге от Валентина, его смерть по-своему потрясла её, она как-то отдалилась от Росса, чувствовала отчуждение.
Загадочное видение Росса, или что это было, тоже не давало ему покоя. Когда он валялся в коридоре, полузасыпанный горящими обломками, перед ним стоял Валентин, который сказал: «Я вышел через другую дверь. Нашел Батто. Он мертв». И дважды назвал его отцом. Дважды. На самом же деле в тот момент Валентин уже был мертв и лежал, схватив Батто за руку, так их нашли Сэм и другие после пожара. Что-то вроде чтения последних мыслей умершего? Взаимодействие разума?
Если бы Дэвид Лейк его не вытащил, это воспоминание стало бы у Росса последним: «Отец. Отец». Никогда на памяти Росса Валентин не обращался к нему так. Он звал его. Приветствовал. Признавал. Больше Росс не услышит этих слов. Завтра похороны. После пожара Росс трижды ездил к Селине, один раз видел Джорджи. От Плейс-хауса остались одни руины. Часть крыши еще держалась, но до первого шторма. Только голые обгоревшие стены. Узнаваемая, но непригодная мебель. Дымящиеся горы пепла.
Конюшня, оранжерея и некоторые надворные постройки не пострадали. Несколько ночей подряд среди руин шныряли мародеры, но брать было особо нечего, кроме еды и выпивки. Дэвид Лейк взял на себя обязательства приезжать каждый день из «Короны» в Сент-Агнесс.
Шахту снова запустили. Пока Росс неуклюже слезал с лошади, Демельза поднималась из бухты Нампары.
— Ты слишком много ездишь верхом, — мягко сказала она.
— Думаю, на сегодня хватит. Возможно, в среду придется поехать в Труро.
— Ты пользуешься мазью?
— С сегодняшнего утра уже нет. Только вот нога немного беспокоит.
— Дай посмотрю.
— Если никуда не торопишься.
— Конечно, не тороплюсь.
Они поднялись в спальню, и Демельза помогла ему снять сапог и чулок.
— Нога распухла, — сказала Демельза.
— Да, немного.
— Дуайту показывал?
— С воскресенья нет. Не думаю, что мне стоит выполнять все его предписания. Доктора вечно перестраховываются.
Демельза осторожно ощупывала распухшую ступню, наблюдая за его реакцией.
— Хорошо хоть это не поврежденная нога.
Росс смотрел на ее склоненную голову, густые вьющиеся волосы, теперь немного подкрашенные по его совету.
— Хотя, если подумать, в среду утром я мог бы пригласить Баррингтона Бардетта сюда. Сегодня я был в банке Корнуолла, осталось подписать всего пару документов.
— А я думала, ты снова навещал Селину.
— Да, навещал, но потом поехал в Труро.
— Она не передумала?
— Знаешь, мне кажется... Конечно же, нелепая смерть Валентина всех ужаснула, но как ни странно, именно Селина горюет больше и дольше всех.
— Надо же...
— Подозреваю, ее враждебность по отношению к Валентину не столь глубока, как казалось. На самом деле она просто сильно обижена и всеми силами старалась заставить его это почувствовать, но не хотела потерять его навсегда.
— Порой насколько сильно любишь, настолько сильно и ненавидишь, — подметила Демельза. — Так, мазь наложена. Посиди еще пару минут.