— Эй! Прекратите! Хватит, говорю!
Валентин ударил тростью одного мальчишку по плечу, и град камней сразу прекратился, но проблема не решилась окончательно. Кое-кто стал прикидывать, можно ли потренироваться в меткости, избрав целью чужаков. Но богатая одежда и солидный вид Валентина заставил мальчишек отступить. Тогда вперед шагнул, покачиваясь, Дэвид Лейк, и ребятня рванула наутек по узкому переулку между домами. Шарманка затихла, только временами хныкал шимпанзе, которого свирепо тыкали в спину шваброй, и переместился по дымовой трубе еще выше.
— Он спустится, — произнес индус, обнажая зубы в покорной улыбке. — Есть захочет — и спустится.
Индус лихорадочно запрыгал, видимо, ожидая того же от обезьяны.
— Батто, Батто, это мой зверь. Я привез его из джунглей.
— Батто, — повторил Валентин. — Его так зовут? Мне он нравится. Батто. Батто. Славный мальчик.
Глазами-угольками обезьяна уставилась на незнакомца, позвавшего ее по имени, как будто оценивала создавшееся положение.
— Ну что ж, спускай его, — строго велел Валентин. — Попробуй хотя бы. Давай-ка взглянем на него поближе.
В итоге именно Валентину с помощью кусочка пирога удалось убедить обезьяну спуститься, но даже тогда та съежилась в углу с жалким и побитым видом. Кажется, у нее появилась робкая симпатия к Валентину, и вскоре расстояние между ними сократилось до минимума.
— Взгляни на его ноги! — воскликнул Валентин. — Этот мерзавец хотел превратить мартышку в танцующего медведя! Вышвырни его в море, Дэвид!
Дэвид угрожающе двинулся на индуса, и тот ловко увернулся, но встал в переулке, выкрикивая оскорбления.
— Видишь, — указал Валентин, — его большие ступни. На них волдыри. Именно таким способом учат медвежат танцевать. Заводят музыку и ставят его на раскаленные угли. И посмотри — тот парень тыкал в него палкой, она острая и окровавленная. Я хочу забрать бедное создание, этого Батто.
— Боже сохрани, — ответил Дэвид, — ты же его до дома не дотащишь. Он же огромный. Ты спятил. Совсем голову потерял!
— Может, и так.
Но возражение только укрепило решимость Валентина. Он отправил Дэвида купить корзину для белья, а тем временем дал шимпанзе еще две булочки и успокаивающе причмокивал губами, чтобы обезьяна расслабилась.
Когда извивающуюся и визжащую обезьяну запихивали в корзину, она с визгом царапалась и руками, и ногами, но все же удалось закрыть корзину крышкой. Потом ее крепко привязали к седлу Дэвида. Валентин хитро заявил, что у Дэвида более смирная лошадь. Пока они выезжали из Фалмута, их преследовал индус, выкрикивая, что его ограбили.
Когда они добрались до Плейс-хауса, возник вопрос, куда пристроить обезьяну, и Валентин отвел ему две комнаты на чердаке. Но когда он после бала он распахнул дверь, то понял, что это только временное пристанище — на чердаке страшно воняло. Неудивительно, что прислуга жаловалась.
Валентин запер за собой вторую дверь и прошептал:
— Батто!
Два сверкающих глаза уставились на него при свете свечи.
— Батто, — позвал он снова. — Я принес тебе кое-что вкусненькое. Вот, держи, красавчик.
Валентин протянул ему половину арбуза, который расколол внизу, и смотрел, как Батто смакует сочный плод и истекает слюной. Когда обезьяна с удовлетворением засопела, Валентин открыл шкафчик (у которого Батто еще не успел сорвать с петель дверцы), и достал оттуда бутылочку с мазью. Терпеливо и по-доброму он уговаривал Батто еще разок позволить помазать ему волдыри на ступнях. Операция прошла успешно, Валентин получил при этом всего один укус (почти что любовный), но заметил признаки выздоровления. Подошвы стали затвердевать.
Стало очевидно, что не только Валентин усыновил Батто, но и Батто усыновил Валентина. Когда Валентин убрал мазь, шимпанзе решил с ним поиграть, но хозяин ласково чмокнул его пару раз в щеку и ускользнул обратно к людям, живущим внизу.
Глава девятая
Престарелые Пэйнтеры все также обитали в последнем коттедже деревни Грамблер. Оба настолько одряхлели, что уже не могли за собой следить. Они бы не управились без помощи Певуна и Кэти Томасов, живших по соседству. Супруги Томас работали в Плейс-хаусе, в бухте Тревонанс, но всегда ночевали у себя, и Кэти находила время подмести хибару Пэйнтеров, постирать драную одежду и потушить мясо на их корнуольской печке. Певун приносил уголь и щепки для розжига, таскал воду и ходил за покупками — обычно это означало пинту джина от Салли-забери-покрепче.
Пэйнтеры воспринимали их помощь скорее как должное, нежели как одолжение, громко ворчали и жаловались, когда им помогали. Временами казалось, что больше благодарна за помощь Демельза, чем Пэйнтеры. В каком-то роде она считала себя обязанной Джуду и Пруди: они ведь служили у Росса в Нампаре, когда он привез к себе домой голодную бродяжку с ярмарки в Редрате. Если бы не Томасы, единственным прибежищем Пэйнтеров стал бы работный дом, а о таком даже думать ужасно.
Демельза могла бы заплатить какой-нибудь женщине, чтобы жила у них и присматривала за обоими, но даже в такой бедной деревушке трудно найти женщину, особенно молодую и чистоплотную, готовую ухаживать за вздорной парочкой грязнуль. На Рождество Демельза всегда приносила подарки, и на следующий день после приема в Тренвите она вместе с Клоуэнс, пока та не уехала, совершила тяжелый и зловонный визит милосердия.
Клоуэнс тоже невольно чувствовала себя обязанной пожилой паре, а вот совсем юная Белла не ощущала подобной слабости и желала этой парочке проваливать куда подальше. У Генри потекли сопли, этого оказалось достаточно, чтобы не брать его с собой.
Был очередной сумрачный и тихий день без дождя, все вокруг навевало мысли о покое и былом: год подходил к концу, все страсти улеглись. Даже чайки казались уставшими и одинокими. Поскольку Кьюби, Клеменс и Ноэль уехали поздно, Демельза и Клоуэнс вышли уже под вечер. Почти стемнело, но тропа на Грамблер была так хорошо протоптана, что им и в голову не пришло взять фонарь. По дороге они обсуждали вчерашний прием.
— Вчера папа вел себя слегка фривольно, согласись, — произнесла Клоуэнс.
— Очень даже фривольно, — сказала Демельза. — И причина не в спиртном. Оно не слишком на него влияет.
— Он так суетился вокруг леди Харриет. И по-моему, ей даже понравилось.
— Еще бы, — загадочно отозвалась Демельза.
— На южном побережье, мама, она стала моей лучшей подругой. Ты ведь знаешь, наверняка знаешь, это началось с того дня, как мы с Певуном спасли ее пса из капкана. К Стивену она тоже хорошо отнеслась. И после его смерти она постоянно мне помогает. Даже пытается свести меня с кем-нибудь — познакомила с Филипом Придо.
— Наверняка Филип этому рад. А ты?
— Ха! Умеешь ты сменить тему! Я только хотела попросить тебя не сильно ругать папу за проступки.
— А кто сказал, что это проступки? — мягко поинтересовалась Демельза.
Клоуэнс рассмеялась.
— Некоторые жены так бы посчитали. Рада, что у тебя другое мнение.
Демельза подняла голову и вдохнула.
— Тебе не кажется, что пойдет дождь? Эта шляпка вроде не промокает, но растрескается по краям, как корочка пирога.
— Мама, я поступлю не слишком мерзко, если улизну от Пэйнтеров минут через десять? У них невыносимо. Все провоняло! Ты не станешь возражать?
— Ты не знала запахов бедности, не выросла среди них, как я. А куда ты собралась?
— Дело не в бедности, а просто в грязи. Я подумывала, если ты не против, заехать в Фернмор и попрощаться. Мне кажется, Пол и Мэри еще там, а вчера мне не особо удалось поболтать с Дейзи.
— У нее жуткий кашель. Будь осторожна.
— Разумеется.
— Клоуэнс, мне не особо радостно наблюдать, как твой отец флиртует с красивой женщиной, точно так же, как ему не понравится, если я стану возмутительно кокетничать с красивым мужчиной, как случалось время от времени в прошлом. Но мы прожили вместе уже много лет, и случилась лишь одна эскапада с его стороны и одна — с моей, о чем ты теперь знаешь, но без подробностей, а в остальном мы с ним подлинные Дарби и Джоан.