— Надеюсь, вы хотя бы... нас не осуждаете?
— Разумеется, она рассказала вам, что уже обручена с лейтенантом Хавергалом.
— Кажется, пока помолвка в состоянии неопределенности.
— Со стороны Изабеллы-Роуз — возможно, но не со стороны Хавергала.
— Вы видели его? Он вернулся из Лиссабона?
— Я получил от него письмо. Он вернулся из Лиссабона.
Белла поднялась по трапу, но помахала рукой и подошла к носовой части судна, чтобы посмотреть на двух белых лошадей, рысящих вдоль берега.
— У меня две дочери, — сказал Росс. — Наверное, мне стоит считать себя везунчиком, что они так привлекают мужчин. У старшей дочери, похоже, два приемлемых жениха. Она вдова двадцати пяти лет, и теперь получила два предложения руки и сердца от двух очень достойных молодых людей.
— И она скоро сделает выбор?
— Уже выбрала. Сообщила перед моим отъездом.
Через некоторое время Морис заговорил:
— Надеюсь, Белла выберет меня. Даже из практических соображений мне есть, что ей предложить. Хавергал — бывший военный, а теперь работает в банке. Я дирижер и постановщик, живу музыкой. Как и Белла.
— Но, похоже, вы... ваша привязанность к моей дочери, любовь к ней, не включает брак?
— Почему вы так решили?
— Она как-то обмолвилась, что на ваш взгляд, женитьба — это ошибка, потому что вы женаты на музыке.
Морис закусил губу.
— Я так считал... пока не встретил Беллу. Теперь же... если она отдаст предпочтение мне, я всецело буду руководствоваться ее желаниями... и вашими с леди Полдарк.
— Вы задумываетесь, чего хотят ее родители, даже в нынешнее распущенное время?
— Э-э-э... нет. Но я с радостью поддержу это решение. Мы с Беллой, как мне кажется, вполне можем вступить в брак с музыкой, а также друг с другом.
Силы ветра хватало, чтобы выбраться из порта, и на пути к Ла-Маншу поднялся юго-восточный бриз. И все равно скорость была небольшая, вероятно, плавание займет восемь или девять часов. Неожиданно поднялось неслабое волнение, волны пришли со стороны Ла-Манша, и маленький бриг обескураживающе качался. Белла, не лучший моряк в мире, решила остаться на палубе, где свежий воздух спасет ее от морской болезни.
Росс сидел рядом с ней, разомлев на солнце, пока Белла штопала чулки. Милая домашняя картина. Через некоторое время она спросила:
— Морис спрашивал, согласишься ли ты на наш брак?
— Упомянул вскользь. Ну да, к концу нашей короткой беседы он заявил о своих намерениях.
— И что ты ответил?
— Что ты не можешь выйти сразу за двоих. Как и Клоуэнс.
— Ты видел Кристофера?
— Его последнее письмо носило... откровенный характер.
— Если мы поедем в Лондон, мне придется с ним встретиться.
— Что ты скажешь?
— Что очень сожалею о том, что... бросила его.
— Бросила... навсегда и окончательно?
Она беспокойно заерзала.
— Не знаю. Что значит окончательно? Мы знаем друг друга и так сильно любили уже очень давно. Морис появился совсем недавно. Он замечательный, но так погружен в свою профессию. Мне не хочется обижать обоих!
— У тебя... с ними зашло дальше чувств и поцелуя на прощанье?
— С обоими зашло дальше! Я ведь не каменная, папа!
— Есть вероятность, что ты в положении?
Наступила долгая тишина.
— Я так не думаю.
— Но ты не уверена?
— Нет.
— Ого.
— Папа, ты невыносим! — Белла с негодованием вскочила. — Задавать мне такие вопросы!
Он взял ее за руку.
— Белла, нельзя исключать, что ты должна ответить мне на эти вопросы!
— Ты... не имеешь права!
— А кто тогда имеет, если не я?
— И я ответила на вопрос, а тебе уж точно не это хотелось услышать! Сначала об этом узнает мама, а потом и остальные члены семьи!
— Генри не узнает.
Белла закрыла лицо ладонями и разрыдалась.
— Мне не до смеха, это не шуточки, — проговорила она.
— Мне жаль. Поверь, я не считаю это шуточками.
— Ты застал меня врасплох, когда задал такой вопрос — такой ужасный вопрос! — а я не подумала и ответила на него, хотя не следовало этого делать!
— Но я знаю, что ты не смогла бы меня обмануть.
— Именно поэтому нечестно спрашивать!
Росс задумался.
— Да, — согласился он, — полагаю, что нечестно.
Она плакала и пускала пузыри, как дитя.
— Тогда давай заключим договор. Притворимся, что этот вопрос никогда не задавался, как и не прозвучал ответ на него. Как тебе такой расклад? Даю тебе слово. Этого хватит?
Слезы почти высохли. Росс протянул ей платок. Белла стыдливо огляделась в попытке удостовериться, что никто не заметил. Она вытерла лицо, хотя в глазах еще стояли слезы. Затем как будто подавилась и закашлялась.
— Ну, тише, тише, — Росс тоже встал и приобнял ее за плечи. — Не расстраивайся так.
Она снова закашлялась.
— Я кашляю не от этого. С утра першит в горле. Ничего страшного, только дыхание перехватывает.
— Это все из-за пения. Неудивительно.
— Вот именно что удивительно. Петь мне совершенно несложно.
— Вчера вечером мне тоже так показалось. Но не забывай, это серьезное испытание. Столько репетиций. Серьезная проверка на прочность, когда всерьез поешь главную партию в опере на чужом языке. Неудивительно, что ты вымоталась и переутомилась. А вдобавок к тому становишься фавориткой постановщика!
Белла чуть улыбнулась, когда вернула отцу мокрый платок.
— Возможно... но я ужасно себя чувствую. Я так обрадовалась, когда тебя увидела, но тебе не следовало... приезжать. Я должна была сама все завершить, сама... добраться до Англии в нужное время...
— И вместо этого возвращаешься узницей под присмотром надзирателя?
— Дело не в этом, папа. Ты прекрасно знаешь, что я не смотрю на это под таким углом.
— Может, у тебя такое ощущение, как однажды сказал Джуд, что если построил свой дом, то и лежи в нем?
Белла хихикнула и поморщилась.
— Нет... Не знаю. Может, ты и прав.
— Помни, Белла, ты добилась большого успеха. Небывалого успеха. Все остальное сложится само собой, надо только проявить чуточку терпения и понимания. Я очень тобой горжусь.
— Благодарю.
Они пришвартовались после девяти.
— Переночуем в «Голове короля», — сказал Росс. — Экипаж отъезжает в семь утра. Поужинаешь у себя в комнате?
— Немного перекушу. Я сегодня переела.
Они проснулись в половине шестого. Пробудившись, Росс сразу направился в комнату Беллы. Она сидела. Солнечные лучи копьями пронзали пол спальни.
— Как ты себя чувствуешь?
— Спала хорошо.
— Как твое горло?
— Еще першит. Ерунда. — Она закашлялась. — Ты уже позавтракал?
— Нет еще. — Он сел на кровать. — Покажи-ка мне свой язык.
— С радостью.
Она высунула язык и скорчила рожу. Росс хмыкнул. Затем потрогал ее руку и лоб и поднялся с кровати.
— Белла, мы едем домой.
— Домой? Куда, в Корнуолл?
— Именно.
— Ох, какая радость! Могу пока отсрочить все свои извинения!
— У тебя жар. Небольшой. Но я не доверяю костоправам Портсмута. Даже Лондона. Когда доберемся домой, ты будешь в надежных руках Дуайта Эниса.
— Давай поспорим, папа. На шестипенсовик. Что я совершенно поправлюсь, когда приеду в Нампару.
— Договорились. Я слышал, есть экипаж на Эксетер в восемь часов.
Глава третья
Апартаменты лорда Эдварда Фитцмориса в Лансдаун-хаусе в южной части Беркли-сквер состояли из шести просторных комнат, его обслуживали камердинер, две горничные, кухарка и посудомойка. Окна выходили на Керзон-стрит. Летом лорд Эдвард в основном жил в Лондоне, но с нетерпением ждал следующей недели, чтобы отправиться в Норфолк и некоторое время провести со школьным другом Хэмфри Эстли. Начало весны и лета выдались прекрасными, и Эдвард покорно посещал светские мероприятия лондонского сезона, утешаясь мыслью, что совсем скоро глотнет свежего воздуха в менее церемонном Сваффхеме. Он привык к скромности и не рассчитывал на большое состояние.