— Ты не возражаешь, если я сниму туфли?
— Я их понесу.
— Нет. Благодарю, не стоит.
— А ты не возражаешь, если я сниму туфли? — спросил Эдвард.
Клоуэнс захихикала.
— Ни капельки.
Она могла легко скинуть туфли и стоя их надеть, ему же пришлось сесть на корточки. Разуваясь, он поведал Клоуэнс о визите к мистеру Норрису, портному, который, похоже, всю жизнь провел с булавками во рту. Они снова тронулись в путь, хлюпая по случайным лужам и по-приятельски беседуя.
— Море довольно далеко, — сказал Эдвард.
— Так давай наперегонки.
Клоуэнс побежала очень быстро, светлые волосы развевались на ветру. Эдвард бросился в погоню по песку, вдруг ставшему предательски мягким. Он почти догнал, но ноги Клоуэнс оказались в кремовом завитке прибоя на секунду раньше. Эдвард поймал ее за руку, потянул хохочущую и запыхавшуюся Клоуэнс к себе. Склонился и стал целовать лицо. Она подставила губы.
Вскоре они вновь выбрались на сухой песок, пошли рука об руку; солнце висело высоко, отбрасывая короткие тени.
У обоих сбилось дыхание, хотя не из-за догонялок. Впервые за время помолвки они обнимались. Но ведь они обручены. Запоздалое ухаживание. Небольшой архипелаг облаков временно скрыл палящее солнце.
— Утесы становятся выше и чернее, чем мы ближе мы к ним подходим, — заметил Эдвард.
— Их называют Темными утесами! Но до них еще далеко. Не меньше мили. Полторы, точнее.
— Расстояния обманчивы.
— Не только расстояния.
— Что же, к примеру?
— Например, ты.
— Разъясни, пожалуйста.
— А нужно?
— Разумеется.
— Так вот, я считала тебя менее раскрепощенным.
— Я не всегда такой.
— Может, дело в морском воздухе.
— Не только в нем.
— В чем же тогда?
— Например, в тебе.
Клоуэнс снова расхохоталась. Она уже успела забыть, что такое смех.
— Давай сходим к Святому Источнику. Это меньше мили. Вон там. В той расщелине, где зелень почти доходит до моря.
— Почему он Святой?
— Туда ходили паломники. Не знаю, откуда, возможно, из Сент-Айвса. Но там они обычно укрывались. Там своего рода колодец желаний.
— Прекрасно. Сходим туда. Светские желания можно загадывать?
— Вроде да.
Когда они туда добрались, подъем оказался нелегким, хотя всего около тридцати футов. Острые камни, покрытые ракушками, были скользкими из-за водорослей.
— Ты не стёр ноги?
— Нет, — солгал он.
— Идем за мной.
Они поднялись без происшествий и очутились на каменной площадке, поросшей мхом, а камни посередине образовали маленький водоем. Эдвард окунул ладонь в воду и лизнул палец.
— Вода почти не соленая.
— Да, настоящий пресноводный источник.
— И как загадывать желание?
— Дрейк говорит... это брат моей матери, теперь он строит корабли в Лоо, но раньше жил рядом с Нампарой... Ох, это долгая история. Так вот, Дрейк говорит, что надо окунуть палец и загадать желание. Надо что-то произнести, он говорил, что именно, но я позабыла... Ой, ты...
Эдвард коснулся двумя мокрыми холодными пальцами ее шеи. Клоуэнс стукнула его по груди. Он шагнул назад и потянул ее за собой. Поцеловал во влажную шею, а Клоуэнс мягко взъерошила ему волосы.
— Мое желание — всегда быть с тобой, — сказал Эдвард.
— Мой голос... — начала Белла.
— Не думай пока о нем, любовь моя, — посоветовала Демельза. — Просто радуйся, что идешь на поправку.
— Все еще больно кашлять.
— Не разговаривай, если не хочешь.
— Хочу... немного. Я почти не разговаривала с тех пор, как приехала домой!
— Ты не виновата.
— Я хотела спросить — ты послала папу в Руан, чтобы он привез меня домой?
— Не совсем так. Мы беседовали на эту тему, и вдруг твой отец говорит: «Хотелось бы поглядеть на эту оперу. Не у всех отцов есть дочь, которой нет еще двадцати, но она уже поет главную партию в профессиональной постановке за рубежом». А потом спросил: «Почему бы нам не съездить?»
— Он просил тебя поехать?
— Да. И я бы с радостью поехала, но... я плохо знаю язык, и к тому же мы будем похожи на двух ревностных родителей, которые явились тебя забрать и посадить под замок в Корнуолле.
Белла криво усмехнулась.
— Мне надо поскорее написать миссис Пелэм.
— Надо. Но отец написал ей сразу, как только привез тебя домой.
— Мама, когда ты заразилась этой ужасной болезнью и умерла Джулия, ты тоже хрипела после выздоровления?
— Я точно не помню.
— Сколько помню, когда ты говоришь, твой голос звучит ясно, но когда поешь, есть легкая хрипотца.
— Правда? Ну, может быть. Но мой голос не сравнится с твоим. Даже близко не сравнится. По-моему, ты ошибаешься, что одно последует за другим.
— Сколько это продлилось, пока ты не поправилась?
— Ох, я забыла. В любом случае, это совершенно другое. Я потеряла Джулию. И над твоим отцом нависла угроза ареста за то, чего он не совершал. У любого бы замедлилось выздоровление!
Белла улеглась в кровать.
— Я немного тревожусь. Где сегодня папа?
— Поехал в Падстоу к Кьюби. Кажется, у Джона Тревэниона серьезные проблемы, и он покинул страну.
— Ох, да, ты же говорила вчера, а я невнимательно слушала.
Длинный, похожий на замок особняк Придо-плейс стоял рядом с Падстоу, из него открывался отличный вид на парк с оленями и море. Когда Росс свернул на подъездную дорожку, он понял, что в особняке какой-то праздник. Точнее, веселье в той степени, в которой позволяет хозяин, преподобный Чарльз Придо-Брюн. Отмечали двадцать первый год рождения второй его дочери Доротеи, и помимо Тревэнионов присутствовало еще шесть гостей.
Чарльзу Придо-Брюну только что перевалило за пятьдесят, это был мужчина крепкого телосложения с наметившимся брюшком, суровым лицом, но доброй искрой в глазах. Миниатюрная и хрупкая Доротея, по-своему хорошенькая, играла на фортепиано, скрипке и гобое. Из нескольких ее поклонников присутствовали двое, но ее мать Франсис не подпускала к ней никого, пока дочь не приняла решение.
Росс пришел к Кьюби, чтобы утешить ее и дать совет, но веселое и разговорчивое общество не располагало к беседе тет-а-тет.
Прискакала пухленькая Ноэль четырех с половиной лет и громко попросила поцелуя. Росс выполнил просьбу и пожал руки хозяевам, которых знал шапочно, извинился за приезд без приглашения, объяснил, что услышал о том, что Кьюби здесь, и пришел обсудить с ней личное дело. Пока он говорил, Филип Придо, которого Росс видел накануне в шахте, с приветственной улыбкой спускался по лестнице, надевая на ходу очки. Затем из другой двери появилась Харриет Уорлегган с бильярдным кием в руке.
Семья Придо-Брюн настаивала, чтобы Росс остался на ужин и на ночь. Сначала он с улыбкой отклонил предложение, но когда стало очевидным, что Джордж отсутствует, то согласился. Он знал, что Филип и Харриет — давние друзья. В светлый благоуханный вечер перед ужином гости прогуливались по террасе. Росса немного раздражало присутствие миссис Беттсворт, матери Кьюби. Он уже имел с ней дело после гибели Джереми, но не испытывал симпатии.
Вероятно, она намучилась с расточительным мужем, а теперь мучается с таким же растратчиком-сыном; какое уж тут счастье в жизни, когда посещаешь скачки, где твои лошади вечно занимают четвертое место, или когда кредиторы поджидают задних дверей, пока сын беседует со строителями и планирует грандиозную пристройку к дому, и без того слишком огромному, чтобы за ним уследить. Но Россу было трудно тепло относиться к женщине, которая столь решительно поддерживала, нет, скорее даже настоятельно призывала хорошенькую дочь выйти за богатея Уорлеггана во имя сохранения чести семьи и родового поместья. Всякий раз, когда Росс видел ее, с лица дамы не сходило слегка страдающее выражение, словно жизнь жестоко с ней обошлась.