Склеп Лучано выделялся своими размерами и богатством внешнего и внутреннего убранства. Он был предназначен для всей семьи: в свое время каждый из них, как и Майкл, найдет здесь последнее пристанище: гроб с его телом положат на стеллаж и опечатают.
Роберто стоял в стороне от остальных и при тусклом свете чугунного фонаря, отбрасывающего причудливые тени на стены, оглядывал корзины с цветами и венки, сплошь покрывающие пол в мавзолее и землю вокруг него, словно толстый ковер. Один венок отстоял от других, и Роберто наклонился, чтобы прочесть карточку на нем. Венок был от Пола Кароллы. Лучано в ярости разорвал его на мелкие клочки и разбросал цветы по полу. Он пришел, чтобы оплакать сына, а теперь его душила ненависть к человеку, который убил Майкла и не устыдился прислать венок на похороны. Вместо молитв его губы шептали проклятия, когда колеблющийся свет фонаря выхватывал из полумрака фотографию сына. Даже вид изуродованного лица Майкла не заставил его прослезиться; жажда мести, которая захватила Роберто, приводила в ужас его семью. Напрасно он зашел сюда один, так он может стать легкой добычей для убийц. Роберто поспешно вышел наружу, оглядываясь, чтобы сзади никто не смог подкрасться незаметно. Если на него нападут, то его дети и жена останутся беззащитными.
Его единственным желанием, маниакальной идеей стало уничтожение Пола Кароллы. Он хотел бы расправиться с ним собственноручно, свернуть ему шею, как курице, но этот акт насилия имел бы катастрофические последствия. В первую очередь он должен защитить свою семью и для этого прибегнуть к кодексу чести, принятому в Организации. Он потребует восстановить справедливость, и доны не посмеют отказать ему. А если Каролла будет приговорен к смерти по закону, Лучано нечего бояться мести, опасаться за свою семью.
Каролла знал это единственное уязвимое место Лучано – страх за своих родственников. Лучано следовало попросту пристрелить его в дверях ресторана на Манхэттене, но он не стал этого делать, зная, что может подвергнуть своих близких опасности. Он решил ждать, и это привело его сына к гибели.
Разрываясь между любовью к оставшимся в живых сыновьям и жаждой отомстить за Майкла, Лучано пришел к выводу, что поступил правильно. Он всегда будет ощущать вину, нести ее тяжесть в одиночестве, потому что не сможет ни единой живой душе признаться в том, как сильно любил и как боялся потерять… Да, боялся.
Глава 8
София решила не надевать в дорогу новое платье, посчитав, что она произведет лучшее впечатление на Майкла или его родственников, если переоденется перед самой встречей и будет выглядеть аккуратно и респектабельно. Она купила фибровый чемодан и билет, после чего от ее скудных средств почти ничего не осталось – разве только на то, чтобы снять номер в отеле на одну ночь.
София ждала этого дня с самого рождения ребенка. Рано утром, около пяти часов, монахини собирались к мессе. Окна в детских спальнях были еще зашторены. Она поставила чемодан на пол возле колыбельки спящего сына и ласково погладила его по щеке. Мальчик открыл глаза. Тогда София взяла его на руки и крепко прижала к груди. Последние несколько месяцев ей приходилось много работать, и она редко видела сына.
– Т-ш-ш, тихо, мой сладкий, все хорошо… Это я, твоя мама… Т-ш-ш…
Малыш зевнул и уткнулся ей в шею, тихонько посапывая. Боясь разбудить остальных детей, София положила его обратно в кроватку. Он тут же начал кричать.
В дверях появилась сестра и, уперев руки в бока, нахмурилась. София сняла с шеи золотое сердечко и потрясла им перед лицом малыша. Она часто играла с ним так, наблюдая за тем, как мальчуган старается поймать медальон пухлыми ручками. Обычно он успокаивался после игры, ритмичные движения золотого сердечка навевали на него сон.
София дождалась, пока сын заснет, и хотела было надеть медальон на шею, но передумала и надела его на сына.
Когда она на цыпочках выходила из спальни, снова появилась сестра. Она критически оглядела ее чемодан и бросила укоризненный взгляд в сторону кроватки. Как часто она бывала свидетельницей подобных прощаний… Странно, от этой хорошей девочки она такого не ожидала.
– Я вернусь через несколько дней. Вы ведь позаботитесь о моем сыне?
– Вы знаете правила, – поджала губы сестра. – Спустя три месяца его отдадут на воспитание, как остальных.
София изо всех сил сжала ручку своего дешевого чемоданчика, чтобы не наброситься на сестру.
– Он не такой, как остальные. Он мой сын, – горделиво выпрямившись, возразила София. – Я возвращусь, можете не сомневаться. Мне нужно ненадолго съездить в Палермо по делу.