Выбрать главу

— Нет. — Она опять поворачивается спиной, выказывая полное отсутствие интереса.

— Могу я задать вопрос? — говорит он. — О вашей дочери.

Ого, какой настойчивый малый! Знает, чем привлечь ее внимание.

Она оборачивается к нему, ее лицо ничего не выражает.

— Брайони спросила меня, можно ли ей с Сюзанной называть меня «дядя Гай», и я сказал, что на это нужно получить ваше разрешение, — говорит он, удобно усаживаясь в серебристо-голубое кожаное кресло с подголовником. — Она сказала, что у нее уже есть дядя Джек в Нью-Йорке и она хочет, чтобы в Виргинии был дядя Гай.

Лицо Белладонны не меняется.

— Если этого хочет Брайони, — произносит она, — я ничего не имею против.

— Я бы не хотел, чтобы вы думали, будто в моем отношении к вашей дочери есть что-то неблаговидное, — говорит он. — Принимая во внимание обстоятельства нашей первой встречи. Я хочу сказать, вашей и моей.

— Принимая во внимание обстоятельства нашей первой встречи, я хотела бы получить ответ на такой вопрос: почему моя дочь вас напугала? — спрашивает Белладонна, усаживаясь в другое кресло. Ее платье тихо шелестит.

Гай долго разглядывает свои ногти, так же идеально вычищенные, как и ботинки. Белладонна не меняет позы, не торопит его.

— Она очень похожа на мою младшую сестру, — отвечает он наконец. — На Гвендолен. Мою Гвенни. — Его глаза подергиваются дымкой. — Видите ли, я почти никогда о ней не рассказываю. Когда я издалека впервые увидел Брайони, мне почудилось, что моя Гвенни воскресла. Понимаю, это игра света и больше ничего. И, наверное, я принимаю желаемое за действительное, потому что чем дольше я смотрю на Брайони, тем сильнее замечаю, что никакого сходства нет. Но выражением лица, манерой петь и танцевать она очень напоминает мне Гвенни. Моя сестра умерла много лет назад, ей было всего лишь девять.

— Простите, — говорит Белладонна, хотя ее голос по-прежнему холоден и отчужден. — Сколько лет было вам?

— Двенадцать, — отвечает он.

Они долго сидят в молчании, впрочем, вовсе не тягостном. Ему, очевидно, не хочется рассказывать о Гвендолен, и Белладонна не испытывает желания расспрашивать. Время от времени снизу до балкона долетают взрывы пьяного смеха. Кому-то из гостей, видимо, неохота уходить, тем более что они по пьяной лавочке не помнят, где оставили машины. Ничего страшного — Билли и Вилли с удовольствием повернут их в нужном направлении.

— Я рад, что Хью приехал, — говорит он наконец.

— Расскажите мне о нем.

Гай, неистощимый говорун, рад стараться.

— У Хью, как вы, наверное, заметили, прекрасные манеры, но это всего лишь внешняя благовоспитанность, — отвечает он. — Его отец был неразборчив в связях. Однажды, во время пьяного кутежа, он полоснул бритвой по своей ноге и по ноге своей любовницы, чтобы побрататься кровью. Мало того, он показывал всякому встречному фотографии этого события, да еще и с гордостью демонстрировал шрам на ноге. — Гай качает головой. — Он считал, что детей нужно видеть как можно реже, и Хью, как и большинство мальчиков нашего класса, был воспитан няней. Няня ему попалась любящая; наверное, это и спасло мальчика от безумия. Она растягивала его шерстяное белье, чтобы оно не жало и не кололо. Няня любила его, защищала от жестокого мира и пуще всего — от родного отца. А мама жила только развлечениями, ходила на балы, на примерки к портнихам, на чашку чая к подругам, лишь бы не тратить время на ненужные хлопоты — на детей и на мужа.

Гай не сумел сдержать горечи в голосе, глаза следили за мелькающими вдалеке огнями. Белладонна поняла: отчасти он описывал свое собственное детство, собственную мучительную память о небрежении и боли.

— Как вы познакомились?

— В школе. Ему было восемь, мне девять, так что у меня за спиной уже был целый год унижений и издевок. Мне кажется, попасть из-под теплого няниного крылышка в жестокую реальность школы — это потрясение, от которого многие из нас так никогда и не оправились. — Он сказал это не потому, что взывал к сочувствию, просто констатировал факт.

— Каково было в школе?

— Вам будет неприятно слушать.

Но она хочет услышать. Она заставляет себя сидеть спокойно рядом с ним и вести расспросы, терпеть возле себя всепоглощающее мужское присутствие, потому что он может дать ответы на часть вопросов, терзающих ее уже много лет. Она хочет услышать его рассказ, потому что он знает о том, как воспитывались они, члены Клуба, что их вырастило и сделало такими. Белладонна легко может представить себе этих людей в школе — они радуются чужой боли, наслаждаются звуком хорошей порки, страдальческие крики разогревают им кровь. Они упиваются могуществом своего высокого положения, радуются несчастью и унижению равных себе.