— Такой камень был у Леандро, — отвечаю я. — Талисман для отпугивания злых духов, так он говорил.
— Томазино, вы чудо, — тихо говорит он. — Что бы она без вас делала?
О, как мне нравятся мужчины, которые разбираются в драгоценностях, настоящих, бесценных сокровищах!
Я, конечно, говорю не о «кошачьем глазе».
После отъезда Гая, Брайони рыдает в три ручья — почти так же горько, как плакала Лора после отъезда Хью. Но через несколько дней, получив первую телеграмму, заметно приободряется.
«Дорогая Брайони, — сказано в ней. — Ужасно жарко. Ужасно кусаются комары. Ужасно много чайных листьев. Ужасно скучно без тебя. Вернусь, как только смогу. Люблю. Дядя Гай».
Брайони прыгает на одной ножке вокруг дома, распевает веселые песенки, вместе с Сюзанной рисует для Гая картинки и пишет забавные рассказы, которые мы отсылаем авиапочтой, заказным письмом.
Наступает сентябрь, Брайони пора возвращаться в школу. Проходит еще месяц; вечерами в воздухе становится ощутимо прохладнее. Мы накрываем клумбы, Белладонна поливает мандрагору медовой водой. Она подолгу сидит в своем саду или гуляет с Орландо и Фэркином. Она извиняется передо мной за сцену с Гаем, и я говорю, что не понимаю, о чем идет речь.
Каждый понедельник, незадолго до обеда, звенит дверной колокольчик, и Брайони бежит открывать. Там стоит Джимми, почтальон; привратник Тибо разрешает ему войти. Он приносит телеграмму с Цейлона для маленькой леди. Мы позволяем Брайони самой расписаться за нее, и она прочитывает весточку от дяди Гая несколько раз про себя, а потом уже делится ее содержанием с нами.
Но однажды наступает понедельник, когда я просыпаюсь с подергиванием в колене. Не трещит дверной колокольчик, не приходит Джимми с телеграммой, не звонит телефон. За обедом тишина, только стрекочут сверчки да изредка позвякивают колокольчики на шее у коров. Брайони горько плачет и так, в слезах, засыпает, несмотря на все заверения Белладонны о том, что с дядей Гаем ничего не случилось, просто телеграмма запоздала, такое часто случается.
Но Брайони такая же, как я. Всегда чувствует, когда случается неладное.
Проходит день, потом неделя, а телеграммы все нет и нет. Я звоню Притчу и прошу его разузнать, что происходит на Цейлоне. Мы также подключаем к делу Хаббарда и Дилли, они пускают в ход свои связи в посольстве. Я звоню Хью и Лоре, но они ничего не слышали.
Гай словно провалился сквозь землю.
Поэтому, когда в следующий понедельник звенит дверной колокольчик, Белладонна сама открывает дверь, думая, что это Хаббард или Дилли со срочными известиями. На улице громко шумит ливень, небо грозно потемнело, гром рокочет, как мой живот, когда я голоден. На пороге стоит человек, он промок до нитки, шляпа, натянутая на глаза, полна воды, с плаща текут ручьи. Он прислоняется к двери, будто только она и способна удержать его на ногах. Так оно и есть. Он хочет выпрямиться, сказать что-то, но качается и без сознания падает на пол.
Белладонна кричит, зовет меня, я прибегаю. Мы переворачиваем гостя лицом вверх, но я и без того знаю, кто он. Конечно же, Гай. Он бледен, как смерть.
— Я позвоню врачу, — говорит она, бежит в вестибюль и нажимает кнопку сигнализации, вызывая помощь. — Брайони не должна видеть его таким.
— Не волнуйся, — успокаиваю я. — Она на собрании девочек-скаутов до шести часов.
Вскоре прибегают Орландо и Хаббард, мы относим Гая в желтую спальню, снимаем мокрую одежду, надеваем пижаму и накрываем его одеялами. Он стонет от боли и горит в лихорадке. Кожа у него странного цвета; ладони и подошвы ног ярко-красные. Наверное, подхватил какую-то страшную тропическую болезнь.
Прибывает доктор Гринуэй. Он проводит с пациентом на удивление мало времени.
— Слава Богу, это не заразно, — говорит он. — Но он тяжело болен. Это лихорадка денге. Во время войны я долго жил в Африке, поэтому сразу распознал характерные симптомы. Красные ладони и подошвы, сыпь. Это денге. Ее часто принимают за желтую лихорадку или тиф. Неверное лечение может его погубить.
— Но он не умрет? — спрашивает Белладонна.
— Искренне надеюсь, что нет, — отвечает врач. — Посмотрим, не станет ли ему хуже. Но если перед тем, как заразиться, он был крепок, то у него хорошие шансы выкарабкаться. Я бы сказал, пятьдесят на пятьдесят.
Такой прогноз не воодушевляет.
— Нужно ли перевозить его в больницу? — спрашиваю я. — Мы бы предпочли выхаживать его здесь. Мы можем организовать круглосуточное дежурство, обеспечить все, что скажете. Только объясните, что делать.
— Полагаю, здесь ему действительно будет лучше. К тому же его нужно как можно меньше перемещать, — говорит врач, нахмурившись. Он не желает обижать знаменитую Контессу, которая практически финансировала строительство целого крыла в больнице Дэвиса. — Но при нем денно и нощно должна находиться опытная медсестра. Непрерывное наблюдение и внутривенные вливания. Разрешите позвонить по телефону.