— Три простые фразы. «Я ваша, мой повелитель. Исполнять вашу волю, мой повелитель. Все, что пожелаете, мой повелитель». — Его руки впились в нее, голос звучал хрипло.
— Не так уж трудно, — продолжал он. — Как только я спрошу, ты должна так отвечать. Говорить эти слова каждый день, по много раз, пока они не войдут тебе в плоть и кровь.
Она скорее чувствовала, нежели слышала, как в его голосе нарастает ярость, но сама не могла произнести ни звука. Попыталась открыть рот, но губы не слушались.
Он выпустил ее волосы и отстранился. Она ничего не слышала. Хотела сесть, но положение было очень неудобным, и она догадалась, что он укоротил цепи, сковывавшие запястья. Руки неподвижны. Кандалы на лодыжке такие тяжелые. Она ничего не могла поделать. Совершенно беспомощна. Из-под повязки по щекам покатились слезы.
Помогите мне, кто-нибудь, помогите, почему я здесь, не дайте ему меня обижать, прошу вас, пусть он уйдет, что я такого сделала, за что меня привезли сюда, за что, за что, пусть он уйдет…
Она снова почувствовала его рядом и инстинктивно отпрянула.
— Все еще сопротивляешься? — сказал он. — Отлично.
Он снова обхватил рукой ее шею, зажав локтем, будто в тисках.
— Не шевелись, — прошептал он. — Я срежу тебе повязку с глаз. Хочу сначала увидеть твое лицо. Это единственный раз, когда тебе будет позволено взглянуть на меня. Зажмурь глаза, а то ослепнешь.
Она услышала щелчки, и в лицо ударил горячий яркий свет.
— Не шевелись, — велел он и рукой прикрыл ей глаза так, чтобы она ничего не видела. Потом немного передвинулся. Подсунул ей под спину несколько мягких подушек и усадил почти вертикально. Несмотря на его предупреждения, она попыталась ногой отшвырнуть подушки, но не получилось.
— Один раз ты уже не подчинилась мне, — сказал он, отвел руку от ее лица и тихо рассмеялся. — Но я все равно очень рад. За это ты будешь наказана.
Ее глаза медленно привыкали к свету. Постепенно она разглядела, что прямо в лицо ей светят лампы, прикрепленные к верхушкам столбов по углам кровати. Вся остальная комната тонула в сумраке. Она повернула голову и увидела какие-то смутные силуэты — наверное, очертания мебели. Цепи, сковывавшие ее запястья и лодыжку, были сделаны из золота, другие концы их прикреплялись к столбам. Их было не четыре, а больше; они окружали кровать, поддерживая балдахин, подобно позолоченной клетке. Потом она подняла глаза и увидела зеркало. Всхлипнув, она зажмурилась. Ей не хотелось смотреть, как он сделает это. Не хотелось видеть, как он ее убьет.
Прошло, ей казалось, много лет, хотя на самом деле она лежала всего несколько минут. Она крепко зажмурилась, потому что ей невыносимо было смотреть. Какая-то частичка ее души все еще стремилась сражаться, но она понимала, что он наслаждается ее ужасом, вдыхает его капля за каплей, как благоуханный нектар. Ее захлестнули ненависть и ярость.
Придет день, и я освобожусь, сказала она себе, я разыщу его и заставлю отплатить, придет день, и…
Она почувствовала, что он стоит у конца кровати и смотрит на нее. Не удержавшись, она открыла глаза. Ей, беспомощно распростертой, показалось, что он возвышается, как гора, и эта его штука торчала из-под пояса, стягивавшего рясу. Она никогда прежде не видела мужской наготы и не могла оторвать глаз от этого страшного зрелища.
— Видишь? Ну как, нравится? — Он тихо рассмеялся.
Он нависал над ней, как грозный великан, и ярость ее растаяла, сменилась ужасом унижения. Он собирался разорвать ее этой своей торчащей штуковиной. Хотел, чтобы она боролась и визжала. Хотел этого и знал, что получит. Она снова заплакала от страха, заскулила, как загнанный в угол зверек.
Пусти меня, пусти меня, пусти…
Черная маска под капюшоном рясы скрывала почти все лицо, оставляя лишь две маленькие дырочки для ноздрей да две побольше — для глаз. Виден был только его рот, полные губы кривились в злорадной ухмылке.
— Это лик дьявола, — сказал он. — Смотри внимательно, это единственный раз, когда тебе дозволено его увидеть.
Он приблизился, подполз по кровати, и она уже не видела ничего, кроме его насмешливой улыбки да пары темных глаз, горящих за черной маской.
Он склонился над ней. В ярких лучах света блеснуло золото — кольцо у него на пальце. Она не могла пошевелиться. Он раздвинул ей ноги. Она хотела лягнуть его ногой, которая не была прикована, но колени будто налились свинцом и отказывались повиноваться.
— Кто ты такая? — спросил он, нависая над ней.