Арундел набирает полную грудь воздуха.
— Условие такое: вы не станете раскрывать лицо моего отца, — говорит он. — И, если он предоставит мне все нужные вам сведения, вы прекратите распространять фотографии. По крайней мере, те, на которых показано его лицо. Я прошу не ради себя. И не ради него, подлеца. Только ради матери и сестры. А что будет со мной — мне все равно, — заканчивает он.
— Или с твоим отцом, — говорит Стриж-один.
— Нет. С отцом — не все равно, — возражает Арундел, и его лицо бледнеет еще сильнее.
— Ты хороший юноша, — серьезно произносит Стриж-один. — Я бы гордился таким сыном.
— Я сын своего отца, — с горечью говорит Арундел.
— И своей матери, — добавляет Стриж-два.
— Сейчас это меня не утешает. — В голосе Арундела слышится бесконечная усталость. — Расскажите, что я должен сделать.
— Скажи ему: Бейтс. Бейтс в 1935-м.
— Спроси, где сейчас Бейтс.
— Бейтс никогда не узнает, как мы его нашли.
— Мы умеем заметать следы.
— Что верно, то верно, — бормочет про себя Арундел.
— Фотографии перестанут появляться.
— Клуб будет забыт.
— Если у него хватит сил рассказать своему единственному сыну.
— Где находится Бейтс.
— А иначе мы не можем ничего гарантировать.
— Совсем ничего.
И они снова замолкают. Время от времени у стойки бара слышится смех, но голосов не разобрать.
— Я падаю в кроличью нору, верно? — наконец произносит Арундел.
— В эту нору сталкивали девушек, — говорит Стриж-один. Его голос снова становится на удивление мягок. — И не давали им выбраться.
— Хочешь, мы зайдем к тебе домой? — предлагает Стриж-два. — Чтобы тебе не пришлось вмешиваться.
— С удовольствием, старина, — поддакивает Стриж-один.
— Нет, благодарю, — отвечает Арундел. Он так печален и растерян, что я охотно оделил бы его лучшей из своих ослепительных подбадривающих улыбок, если бы я, конечно, был там. В такие минуты моя природная сентиментальность лишает меня воли.
— Ты совсем не такой, как он. Намного лучше, — говорит Стриж-один.
— Слабое утешение, — отвечает Арундел, затем встает и откланивается.
— Позвони нам, когда будешь готов, старина, — говорит Стриж-один и протягивает клочок бумаги с новым телефонным номером. — Мы ждем.
— Ты нас не подведешь, — говорит Стриж-два.
— Вы упустили свое призвание, — говорит им Арундел, надевая шляпу и застегивая пальто. — Вам следовало бы выступать в мюзик-холле.
— Ловко у нас получается, правда?
— Молодцы мы, верно?
Стриж-один встает, берет Арундела за руку.
— Вы храбрый человек, Арундел Сирил Сент-Джеймс Гибсон, — говорит он. — Я считаю за честь быть знакомым с вами.
— Я тоже, — говорит Стриж-два, тоже пожимая юноше руку. — Мы тебя не подведем.
— Никогда.
— Ни за что.
Арундел расправляет плечи и выходит — навстречу жестокому миру и своему отцу.
Мы так никогда и не узнали, что же сказал Арундел Сирил Сент-Джеймс Гибсон своему отцу. И что отец сказал другим членам Клуба. Знаем мы только одно: через несколько дней Арундел звонит по номеру, который мы ему дали, и называет имя. Комптон Бейтс. Марракеш. Не появлялся в Англии с 1944 года, но каким-то образом держится в курсе событий.
О, у Его Светлости железная хватка. Его жаркие, сухие пальцы в пустыне стали еще горячее. Наслаждается жизнью у себя в гареме, где женщины исчезают без следа. Где тайну можно купить куда дешевле, чем жаждущую плоть.
Это все, что мы хотели знать.
Еще с одного члена Клуба снята маска, но затем фотографии перестают появляться столь же неожиданно, как и начали. Все желают знать: кто же этот седьмой монах? Что это за Клуб? Кто придумал всю эту затею? Кто в ответе?
Шестеро членов Клуба, с чьих лиц были сняты маски, молчат. Их жизнь окончена. Они лишились всего; репутация, работа, если она у них есть, семья, положение в обществе — все разбито, разрушено, загублено навеки. Их будущее развеялось по ветру, сгорело в пламени фотовспышки. Они не заслуживают ничего, кроме гибели и унижения.
Мы отыскали их и растерли в порошок, и с этой минуты членов Клуба больше не существует. Некогда такие грозные и могущественные, они стали карликами рядом с Его Светлостью. Нам, по правде сказать, до них теперь дела нет, так же как до Джун и ее загубленной семьи. Мы выбросили их, как лопнувшие воздушные шарики после дня рождения.
Наша команда стягивается для решающего удара.
Это сейчас самое важное.