— Ничто меня не остановит, — повторяет Белладонна.
И мы все ей верим.
— Эта история, скорее всего, вымышленная, — говорит нам Леандро на следующий день, — как и все истории о порочных женщинах. Нинон де Ланкло была самой прославленной куртизанкой Франции; она держала салон, среди ее любовников были короли, герцоги, принцы, она была подругой Мольера, Расина и множества других знаменитостей. Говорят, что, когда она была уже не первой молодости, в нее влюбился юноша. Несмотря на то, что их разделяли десятилетия, он видел в ней только желанную, привлекательную женщину. Но она, оказывается, была его матерью, чего бедный юноша не знал. Он был рожден от связи с герцогом более двадцати лет назад и, как многие дворянские дети той эпохи, получил образование вдалеке от Парижа. Когда она отвергла его заверения в вечной страсти и открыла мальчику страшную правду, он бросился на шпагу. Прямо у нее на глазах.
Чересчур мелодраматично, даже для меня.
— Человек должен уметь проигрывать. Вот чего не понимал сын Нинон, — говорит Леандро.
— Я умею проигрывать, — с жаром заявляет Белладонна. — И никогда больше не проиграю.
— Тогда поговорим вот о чем. Вы создаете свой мир, когда думаете о нем. Естественно, вы не можете изменить физических обстоятельств того, что с вами произошло, но можете изменить свое отношение к этому. Для ваших нынешних целей важно не то, что произошло или происходит с вами, а то, как вы позволяете себе реагировать на это. Вы, моя Белладонна, должны научиться думать сосредоточенно и дисциплинированно. Думать не о прощении, о мести. Но вы должны понимать: если вы позволите мести взять над собой верх, станете одержимы ею, то навсегда останетесь ее рабыней.
— Я не хочу быть свободной, — говорит она. — Быть в плену — мне это хорошо знакомо. Я стану свободной только тогда, когда найду своего сына. И человека, который его похитил. И всех остальных членов Клуба. Я хочу, чтобы они проснулись во тьме. Хочу почуять запах их ужаса, прочитать ужас у них в глазах. Хочу услышать их мольбу о пощаде.
— Очень хорошо, — говорит он. — Вижу, мы делаем успехи.
— Верно, — соглашается она. — Я каждый день чувствую, что меняюсь.
— Перемены не в тягость, если вы научитесь пользоваться возможностями, которые они открывают. И результат часто бывает не таким, какого вы ожидаете.
Мы сидим в сгущающихся сумерках и смотрим, как на небе зажигаются звезды. Под легким ветерком шелестит листва, до нас легкой волной доносится запах базилика.
На следующий день, когда мы опять расселись на веранде, Леандро показывает нам конверт.
— Это от Лоры Гарнетт, — сообщает он. — Скоро приезжает. Одна. Дети останутся с Эндрю и его родными. Говорит, ей не терпится повидать вас всех.
— Надо думать, — ворчу я.
— Не судите ее так строго. — Леандро укоризненно качает головой. — Бедная Лора до сих пор сгорает со стыда за то, что была так глупа с вашим мистером Дрябли. Она часто пишет, и из ее писем я вижу, что она до сих пор несчастна. Но мне бы хотелось еще разок повидать ее детей. — Он вздыхает.
— Что вы хотите сказать этим «еще разок»? — спрашиваю я. У меня сосет под ложечкой от ужасной мысли. Мы с Белладонной переглядываемся. На вид Леандро такой же, как всегда, но меня беспокоит его здоровье. В этом году ему исполняется семьдесят один; он старается не показывать нам обуревающие его горе и ярость, но от этого бремя его забот не становится легче. Иногда мне кажется, что он усилием воли заставляет себя не расставаться с жизнью, пока не убедится своими глазами, что Белладонна окрепла и готова покинуть его кров.
— Я хочу сказать всего лишь то, что у меня иногда болят кости, а с Лориными детьми мне всегда становится легче, — отвечает он. — И для Брайони будет полезно завести товарищей по играм ее возраста.
— Но у Брайони уйма товарищей ее возраста, — возражаю я. — Дети Карлы, дети Катерины, дети Бруно, вся здешняя ребятня. И у нее есть Сэм.
Сэм — это ее кукла, мальчик, которого она упрямо наряжает в девичьи платьица. У него на голове нет волос, в стеклянных глазах застыл глупый блеск. Брайони запрещает ему надевать под кружевные платья нижнее белье и настырно обсуждает это с каждым встречным. Бедный Сэм, он, наверное, трансвестит. В нашей разношерстной компании не могли не возникнуть вопросы пола.
— Но это не английские дети, — говорит Леандро.
— Вы правы, — говорю я. — И я изо всех сил стараюсь не испытывать к Лоре ничего, кроме жалости. Честное слово.