Машка покинула убежище и вышла на подиум. Её рубашка с аккуратным бюстом почти не конфликтовала, а вот брюки пришлось подвернуть на пару оборотов.
– Это судьба, Машуня! Меняемся! – заржал я.
– Ага! – пискнула Маша, споро стягивая операционные штаны.
– О-о-о, да-а-а, да-а-а, милая!.. – проурчал Джинн, полируя моим ненасытным взглядом стройные Машкины бёдра и выпуская в юный системный кровоток пару дополнительных боевых молекул тестостерона.
Тут дверь, за которой ранее пропала в небытие «неопределённая женщина», отворилась. Из проёма в комнату шагнула моя ослепительная незнакомка. Остановившись, она недоумённо уставилась на Машку в неглиже, на меня со спущенными до колен штанами, – и звонко расхохоталась.
– Мы брюками от оперформы меняемся, – светя в полутьме стремительно пунцовеющими щеками, пролепетала Маша. – Мне длинно очень…
– Да я так и поняла! – с напускной строгостью поддакнула незнакомка, – дело нужное! – Тут её серьёзность иссякла, и она снова прыснула молодым девчоночьим смехом. – Ладно, ладно, простите меня… – незнакомка выудила из нагрудного кармашка халата с вышитой монограммой «Н.Т.» кружевной платочек и аккуратно промокнула им выступившие в уголках бездонных зелёных глаз слёзы. – Пойдёмте наверх!
Мы поднялись по хорошо освещённой лестнице и оказались в коридоре первого этажа.
– В ординаторскую! – скомандовала незнакомка.
В ординаторской было тесно и чисто. Четыре столика-«половинки», стулья, радиоточка на стене. На шкафу с посудой – прямо на нижней дверце – был меленько бездарно намалёван красной краской самопальный инвентарный номер:
– Эр. Дом. Рэ-дом. Дом-м-м. Эр. Р-р-р. Вот если без номера, точно бы спиздили! – беззлобно придуривался Джинни.
Ещё в комнате громоздился потёртый фиолетовый диван, застеленный двумя старыми салатовыми операционными простынями. Довершали картину педальная мусорница – в углу, да низко прилепленная к стене раковина с нависшим над ней единственным медным краном и крюком с вафельным полотенцем рядом.
– Только покойник не ссыт в рукомойник! – осведомлённо напомнил мне тонкости повсеместного врачебного быта Джинни.
Незнакомка села за стол. Мы нагло без приглашения примостились на диване.
– Ну, кто тут… – она украдкой взглянула в записную книжку, – …Сапожникова, а кто Дёмин, я спрашивать не стану. Смекалки мне хватит. – Её, похоже, снова пробивало на «ха-ха». – А моя фамилия – Талова. Наталья Васильевна Талова. Я старший ординатор, заместитель заведующего родильного дома с женской консультацией.
Медной горы хозяйка, понял я. «Натала-Тала, Натала-та!» – отбарабанил Джинни.
– Расскажите теперь, кто вы и зачем? – Натала-Тала сложила руки на столе, словно школьница младших классов. – Начнём с тебя, – улыбнулась она Машуне.
– О-о-о, на «ты», уже нормалёк, дело будет, ребята-а-а… – мурлыкнул Джинн.
– Занимаюсь в кружке судебной медицины, – спокойно ответила Маша. – Собираюсь стать судебно-медицинским экспертом-криминалистом.
– Хорошо, – Тала встала из-за стола, подошла к распахнутому окну, прислонилась поясницей к подоконнику и достала из кармана длинную плоскую сигаретную пачку. – Надолго хочешь у нас остаться?
– «Мо» с ментолом, «сотка»! – присвистнул Джинн. – Такие двадцать пять рублей ноль-ноль копеек на плешке!
– Как будет нужно, Наталья Васильевна. У меня нет предпочтений.
Тала перевела взгляд на меня.
– Председатель студенческого научного общества факультета. Занимаюсь гистологией и патоморфологией. Имею четыре журнальные публикации, пятая в печати. Победитель всесоюзного конкурса на лучшую научную работу среди студентов медвузов… – я, отчего-то смутившись, запнулся. – Второе место занял. В этом году. Недавно, то есть… – я заткнулся, окончательно запутавшись в словах.
– О-о-о! – с интересом, словно букашку под микроскопом, изучала меня Талова. – Целеустремлённый молодой человек. А что же в роддоме делать будешь, патологоанатом?
– Акушером работать! – обиженно выпалил я. – Мой любимый учебник – «Оперативное акушерство» Михал Сергеичя Малиновского!
– Всё понятно! Тогда покажу вам наше царство! – Натала-Тала затушила распространявшую по ординаторской невообразимый аромат сигарету в роскошной, явно «неинвентарной» хрустальной пепельнице, и сделала шаг к двери.