– Дискач в ПТУ каждую субботу и воскресенье, даже в каникулы. Летом во внутреннем дворе, зимой в спортзале.
– А кто крутит?
– Хорошие ребята. Пойдём, увидишь.
На входе стояли рослые парни из комсомольского оперотряда с красными повязками на рукавах. Завидев Конфету, заулыбались и расступились. Конфета чмокнула одного в щеку.
– Это Тёма, брат моей соседки по комнате.
Двор училища оказался забит народом под завязку. На сцене колдовали трое – два диджея на магнитофонах и пультах, плюс «технарь» на самопальной световой установке. Прокашлявшись, один из диск-жокеев – невысокий, широкий, в светлых джинсах и тельняшке, на которой что-то поблёскивало, – объявил:
– Наша следующая песня имеет давнюю историю. Написанная в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году солистом «Флитвуд Мэк» Питером Грином, она получила второе рождение благодаря прекрасному американцу с мексиканскими корнями – Карлосу Сантане… – зал, не дослушав, заорал… – итак, «Блэк мэджик вуман»18! Медляк! Дамы приглашают кавалеров!
– Кавалер! – крикнула мне в ухо Конфета, – ну-ка не отлынивать!
– Микки, – проорал я, – а что у него на тельняшке?
– Медаль «За отвагу»! Афганская!
Следом зарядили «Хауз оф зе райзинг сан»19 в версии «Санты Эсмеральды». И тут из Конфеты полез тот самый настоящий дикий Занзибар. Покачивая крутыми бёдрами, она летала по площадке, задевая толкущиеся пары и отрывающихся одиночек. Несколько раз её пытались схватить за руки смурного вида парни, – но я был неподалёку, и пресекал попытки, оттесняя от неё придурков не особо широкой, но вполне себе прямой спиной. К концу песни ко мне подгрёб один из них:
– Пойдём, выйдем.
Я прикинул – пятеро на одного. Неслабо. Убить не убьют, больно рожи дегенеративные, не умеют, поди, ничего, но проблем доставят. Тем более, если я махну как-то не так и кого-то из них не так уроню, добавятся проблемы другого рода – с ментами.
Конфета исчезла. Я повернулся влево-вправо – её нигде не было. Спустя несколько мгновений я увидел её – она пробиралась к нам через толпу, а за ней, в кильватере, поспешали двое оперотрядовцев. Но они не пригодились.
В зал решительно вошли трое и направились к сцене. Двоих я не знал, а третьим был Артур. Я оказался как раз на их пути. На автомате я протянул Артуру руку. Он недоумённо взглянул, узнал, остановился, молча пожал протянутую руку, – а потом железным хватом притянул к себе, коротко обнял, хлопнул по спине и пошёл на сцену. Там коротко обменялся парой фраз с диджеем-«афганцем». Тот что-то сказал товарищу, товарищ кивнул. «Афганец» вышел из-за пультов и вместе с Артуром и его спутниками покинул зал. Я обернулся в поисках жаждавших моей крови местных: безрезультатно. Они куда-то растворились – как и не было.
Тёмными аллеями, раз за разом замирая для долгих поцелуев, мы возвращались в общежитие.
– Ну, ты и выступил… – мурлыкнула Конфета. – Упасть и не встать.
– Ты о чём? – не понял я.
– Не знала, что ты с ним знаком.
– Ты про Артура?
– Да.
– Позавчера познакомились. Он к нам заходил, Толяна искал. – Про разгульное продолжение знакомства я из приличия решил умолчать.
– Теперь ты тут на особом положении, – прижалась ко мне Конфета. – Можешь хоть возле твоего любимого каменного истукана средь бела дня срать сесть. Никто не тронет.
– Почему?
– А потому что слухи распространяются быстрее звука. Завтра весь город знать будет, что ты неприкосновенный.
– Почему?
– Потому что Артур – из «серьёзных».
– Это кто такие?
– Да город они держат, Миш.
* * *
Утро началось в половине седьмого дробным топотом копыт диких мустангов.
– Что? – оторвал я голову от подушки.
Конфета фейерверочной шутихой носилась по комнате – одновременно красясь, прихлёбывая растворимый кофе, жуя рогалик, гладя платье, причёсываясь и одеваясь.
– Я убегаю!
– Куда?
– Съезжу к маме.
– В Иваново?
Тут же сотни две километров с лишним, это если на машине, а если по железке, так вариантов нет – только через Москву. Все триста с хвостиком, а то и четыреста набежит, прикинул я.
– Нет, ой… – она запнулась – …я же забыла тебе сказать! Мама сто лет как не живёт в Иваново. Она тут недалеко, на электричке чуть больше часа.
– Ну и дела… – протянул я.
– Мамочка восемь лет назад вышла замуж. У меня теперь два младших брата, близнецы.
– Понятно.
– Что тебе понятно? – Конфета, одетая, накрашенная, вкусно пахнущая кофе и рогаликом, плюхнулась на кровать, облокотившись на меня как на спинку кресла.