Я невольно вспомнил фразу Наталы-Талы: «Кабы не он, тут до сих пор были бы разруха да дикое поле».
– Врачей много, а таких как он – малые единицы, – продолжала Громилина.
– Да, – кивнул головой я, – мне доктор Талова говорила.
Громилина улыбнулась.
– Талова? Она слишком юна, чтобы всё понимать. Хоть и красива до умопомрачения. Берзин – доктор от бога, так ведь этого мало.
– А что ещё? – спросил я.
– С людьми он умеет разговаривать. Убеждать умеет. Идеями своими зажигать. Ленин так с людьми умел – говорить, чтобы в людях этих самое лучшее отыскать, да от грязи оттереть и всем путь осветить. Да что там далеко ходить. Ты про новый корпус роддомовский слышал?
– Слышал, Мария Дементьевна.
– Знаешь, сколько лет его строить собирались? – Я недоумённо пожал плечами. – Восемь. А Берзин как сюда приехал, так за год всё с мертвой точки сдвинул. И деньги нашлись, и фонды по стройматериалам. Всё, как на блюдечке с каемочкой. Выходит, оно и раньше где-то было, да?! Только дела никому не было – ни главврачу, ни хер-исполкому, ни горкому-поёбкому, ни бывшей нашей роддомовской – прости-хосспади! – заведующей, алкашке…
В смотровом кабинете зазвонил телефон. Таисия сняла трубку.
– Алло… Да… Кто?.. Нет, он не может сейчас подойти, у них с Марией Дементьевной осмотр. Да… Хорошо… До свидания. Михаил Владимирович! – окликнула меня Тая.
– Ау-у-у! – прогудел я, спиной почувствовав, как Громилина улыбнулась.
– Звонил… – Тая замешкалась, глядя в бумажку, – …доктор Сюртуков из хирургии. Просил перезвонить.
Я закончил с пациенткой.
– Можно, Мария Дементьевна?
– Звони, конечно.
Посмотрел на часы – половина четвёртого. Набрал номер хирургической ординаторской.
– Алл-ё-ё… – пропела трубка.
– Лёшка, ты?
– Здоров, Дёма. Лось вечером на борщец приглашает, типа узким кругом.
– А кто пойдёт?
– Ну, я, Юрка и ты, если ты не против.
– Я только за! – их работа и моя Конфета разделили нас, и, признаюсь, я без них скучал. – Идти куда?
– Никуда. Сиди там у себя в амбулатории. Мы в пять мимо пойдём, зайдём за тобой.
– Чего там у тебя? – спросила Громилина.
– Нас вечером Виктор Семёнович Лосев домой приглашает. Борща наварил.
Громилина посмотрела на меня – тем неповторимым взглядом, каким бабушки награждают внуков.
– Борщ – это серьёзно. Тебе больше есть надо, а то уже невооружённым глазом дефицит массы… – Знали бы вы, милостивая государыня, с чего он взялся, – насмешливо пропищал Джинни.
* * *
Лось открыл дверь амбулаторного кабинета, по объёму оказавшись почти равным проёму.
– Вечер добрый, Мария Дементьевна!
– Ой, здравствуй, Витюша! – расцвела Громилина. Глаза её стали щелочками, по вискам заиграли тёплые лучики морщинок.
– За вашим доктором Дёминым! Можно мне его умыкнуть? – смеясь, сказал Лось.
– Умыкай, конечно! А то у нас, сам знаешь – любого Сивку укатают наши крутые горки.
Я, было, встал со стула, но тут же сел обратно.
– Мария Дементьевна! – Громилина вопросительно подняла взгляд. – Спасибо вам за всё!
– За что «за всё»?
– За всё! За науку! За отношение! В общем, за всё сразу… – я зарделся румянцем.
– Да не за что, милый мой. Не за что. Вот вынесут нас вперёд ногами, кто останется? Вы и останетесь. Беги, давай, с богом… Отъедайся!
Мы – д'Артаньяном с тремя мушкетерами – шли по узенькой струившейся под уклон уютной, совсем на вид деревенской, улочке. Ну, Лось – это Портос, вне всяческих сомнений, кто ж его перебьёт. Д'Артаньян? Конечно, Юрка! Холерик, каких поискать. Оставалось две роли, для меня и для Лёшки – Атос, граф де Ла Фер, и Арамис, аббат монастыря в Нуази. Кто из нас кто?
– Пар-р-ра!.. – пар-р-ра!.. – пар-р-радуемся на своём веку!.. – неизобретательно затянул Джинни. Меня передёрнуло. И было с чего.
На тринадцатом, прямо надо мной, жил дебил, студент института инженеров гражданской авиации, всё ходил в синей форме с нашивками. У него был мощный усилок, а из пластинок, похоже, присутствовала только эта. Когда с моего потолка Мишель с усами аденоидно гундосил «есть в старом парке чёрный пруд», то ещё можно было как-то пережить. Но вот «пар-р-ра!» по десять раз за вечер становилось явным перебором.