Выбрать главу

– Пойдём, кофейку! – заглядывал он ко мне в «патоложку». Я подхватывался, и бестолковым вихлястым щенком телепался за ним. – Ты представь, есть такой метод, экстракорпоральное оплодотворение.

– Да, нам рассказывали… – а что ещё мог я ответить?! Он смеялся:

– В Европе уже делают, в Штатах, в Австралии… да и у нас скоро начнут. Понимаешь, какие перспективы? А то корабли на орбиту запускаем, равных нам нет, а тут отстаём.

Я нагло с умным видом кивал, хотя ничего не понимал, да и понимать не мог.

– Представляешь, на сколько типов женского и мужского бесплодия можно будет с высокой колокольни наплевать?! Ещё вчера – приговор, а завтра – тьфу! Сколько бесплодных пар вернуть к жизни?! Дать им ими же самими рождённых детей, а не заставлять по десять лет стоять под дождём и снегом возле детдома в очереди на усыновление! – Я сидел, чуть ли не с открытым ртом. – Попомни мои слова, год-другой остался, и у нас здесь будет всё то же самое! А ещё – ультразвук…

– Да, нам рассказывали, – опять включался мой попка-дурак.

– …такие чудеса можно будет делать! Пол ребёнка определять. Просто – брюхо гелем намазал, датчиком поводил, и вот вам: «мэ» или «жо», шейте, дорогие будущие родители, приданое без ошибки в цветах. А пороки развития плода видеть, как на ладони?! К одиннадцатой неделе – р-р-раз, экспертное исследование и веское заключение, а не вилами по воде, – Берзин буквально молотил кулаком по боковине кабинетного дивана, – сохранять беременность или прервать, во избежание?.. И всё это – прямо на месте, в глуши, никуда женщину везти не надо, по просёлкам растрясать, ни в какую область, ни в какие клиники-шминики!..

Я любовался им в его актёрском, ощутимо патетическом запале, – понимая, что он, конечно же, рисуется. Но, при всём том – ни на йоту не лжёт. Что всё будущее, о котором он так жарко, распаляясь, говорит, – оно уже живёт в нем, внутри него. Только дай волю – он жизнь без раздумий положит, «чтоб сказку сделать былью».

Громилина не бросала слов на ветер. Теперь-то я сообразил, откуда взялось: «врачей много, а таких как он – малые единицы». И конечно, уже понимал, почему его так любят женщины. Господи, да родись я сам женщиной, бежал бы за ним сломя голову – куда угодно, позабыв обо всём, лишь бы рядом, лишь бы с ним, лишь бы…

* * *

Пятничным вечером я собрался в хирургию. Ещё вчера мы с Лёшкой и Юркой решили после работы пойти по пивку. Григорьевск гордился пивзаводом, и в магазинах проблем со свежим пивом не наблюдалось.

– Они в перевязочной! – улыбнулась постовая медсестра. Я принял халат, снял кроссовки, навернул чистые слегка влажные бахилы прямо на носки и зашёл. Перевязочный стол обступили Лось, Юрка и Лёшка. На полу валялся протез, чуть поодаль – клюка. Свесив правую ногу и сиротливо положив на стерильную простынь культю левой, на столе сидел Артур.

– Добрый вечер, коллеги! Здравствуй, Артур! – поклонился я честной компании, не отрывая взгляда от обезображенной келоидным рубцом, сочившейся свежим отделяемым, культи. Инфекция ампутационной культи. Час от часу не легче.

– Артур, – Лось покидал использованный инструмент и перевязочный материал в таз под столом, – я, конечно, всё понимаю, но с подвигами Маресьева нужно завязывать.

– Что ты предлагаешь? – жёстко спросил Артур.

– Госпитализацию, – так же жёстко ответил Лось.

– Зачем?

– Тебе зеркало дать?

– Не надо. Я каждый день дома её в зеркало вижу.

В повисшей звенящей физически осязаемой тишине передо мной явилось лицо Громилиной. «С людьми он умеет разговаривать. Убеждать умеет. Идеями своими зажигать. Ленин так с людьми умел».

– Виктор Семёнович! – повернулся я к Лосю. – Можно мне с Артуром переговорить тет-а-тет?

Лось удивлённо вскинул брови: какие у вас могут быть разговоры? – но препятствовать не стал. Повернулся и пошёл к двери. Лёшка и Юрка двинулись за ним.

– Чего? – спросил Артур.

– Примочки, растирания, мази и прочая хуйня не помогут. – Артур поднял взгляд. – Это несостоятельность культи. Плохо. Она «поехала». Я вот не хирург ни разу, и то вижу, что нужна повторная операция.

– Твои то же самое сказали, – безразлично выдавил Артур.

– Тебя в госпитале упустили. Слишком рано выписали. Нужно было ещё минимум три-четыре недели.