Ов сирун сирун…
Инчу мотецар?
Сртис гахникэ,
Инчу имацар?
Ми анмех сиров,
Ес кез сиреци…
Байц ду анирав давачанецир36…
Мелодия была хороша, – так чиста, так искренна, – что я, против воли, заслушался. Кто-то невесомо коснулся плеча. Я обернулся. За спиной стояла Маша. Молча кивнула в сторону двери, повернулась; не дожидаясь, постучала каблучками к выходу. На ходу доставая из кармана сигареты, ускоряя шаг, я поспешил следом.
На улице опускались кисельные бесцветные сумерки. Мы переглянулись, и не сговариваясь двинулись к спрятавшейся в зарослях кустарника лавочке. Я сел. Маша осталась стоять. Размял сигарету, чиркнул спичкой, поджёг, растягивая сыроватый табак. Маша лёгким точным движением выхватила из моего рта сигарету, бросила оземь и растоптала. Я как был, так и остался – сидеть с приоткрытым, как у имбецила, ртом.
– Ну что, Дёмин… – мой рот открылся ещё шире. Маша ни разу за четыре года не назвала меня по фамилии. – Настало время охуительных историй!
Мне было впору сверзнуться со скамейки. Маша никогда в жизни не произнесла при мне ни одного грубого слова, не то чтоб – матерного! Нет, конечно, я догадывался, что принцессы тоже какают, но чтобы вот так… Проделки алкоголя? – даже думать глупо. На всех наших пьянках Маша всегда сидела, весь вечер смакуя полбокала сухого. За это ей дали прозвище, впрочем, совсем не обидное – «Маша-неналиваша».
Она насмешливо, с превосходством, смотрела на меня.
– А теперь – поговорим. Говорить буду я, ты будешь слушать. Сейчас восемьдесят второй. Тебе двадцать, мне двадцать один. Через сорок лет, в две тысячи двадцать втором, нам будет… – ну, сам подсчитаешь, ума хватит. Согласен? – Я кивнул. Меня забрало, как кролика перед удавом. – Для чего человеку дана голова? Чтобы ду-у-у-мать… – она легонько постучала пальцем по моему пошедшему испариной лбу. – Дорогой товарищ Леонид Ильич доживает последние деньки. Его свезут на лафете к кремлёвской стене, в стране начнётся чехарда. И уже через лет десять – все, и мы с тобой не исключение, будут жить в другой стране.
– Чего ты пизди́шь? – хрипло выдавил я пересохшей глоткой.
– Не пиздю́, или, как там правильнее, – ах, да, не пизжу́. Просто располагаю информацией. Кто владеет информацией, тот владеет миром. Знаешь, кто сказал?
Я отрицательно покачал головой.
– Натан Ротшильд. Так вот. Изменится всё. Общественный строй. Экономические отношения. Политика. Вообще всё.
– Допустим.
– Допустим – штаны спустим!.. – Нет, определённо, такой я её ещё никогда не видел… – …так вот, Миша… – Уже не Дёмин, уже лучше… – … каждому придётся решать за себя, куда он. В патриции или в плебеи. И не просто решать, а действовать…
Мои глаза были возле её ажурной талии. Маленькая аккуратная грудь, однажды узнавшая тепло моих ладоней, вздымалась под тонким шёлком красной блузки. В голове застучало. Нестерпимо захотелось её – грубо, прямо здесь, прямо сейчас. Так сильно захотелось, что я засунул руку в карман брюк и, что было силы, ущипнул себя за ногу. Я понимал: физически я могу сделать это в следующий момент. Откуда-то был уверен: она не станет сопротивляться. Но ещё глубже во мне сидело неизвестно откуда возникшее знание: стоп! Стоп, иначе ты всё испортишь. Это – стрелка, здесь – направо или налево. Третьего не дано. И я остался недвижим.
– … не просто решать, а действовать. Пора выбирать попутчиков – навсегда. Я выбрала тебя. В мужья. Отцом детям. Главой семьи. Ты – голова, я – шея. – Я вскочил, как тогда, в комнате. – Сядь… – Я сел. – Хей, Джонни, ты сел! – тявкнул Джинн.
– Вместе, Миша, я и ты, мы порвём этот мир. Мы дадим ему такого пинка, что сначала он полетит кубарем, а потом будет молиться на нас! У тебя и у меня, у нас будет всё. И даже больше.
– Но я…
– Ах, ты об этом? О твоих бабах?
Я промолчал.
– «Войну и мир» читал?
– Нет. Длинно и занудно.
– Согласна. Кто написал, знаешь?
– Ты меня совсем за идиота…
– Это я так, издеваюсь немного. Прости, пожалуйста. Как жену его звали, помнишь?
– Софья Андреевна.
– Молодец. Так вот, думаешь, Софья Андреевна не была в курсе, как глыба и матёрый человечище с девками в бане кувыркается? Совсем была овца?!
Я молчал.
– Семья, Миш, это не вздохи под луной. Не скрип лежанки и не страсти-мордасти. Семья – это машина. Заезд на дальнюю дистанцию. Танк! Это один за всех и все за одного. Это клан. Это статус. Это деньги. Это дети и внуки. Вот что такое семья.
36
О, краса, краса, / Зачем ты подошла? / Тайну моего сердца / Ты зачем узнала? / Невинной любовью / Я тебя полюбил, / Но ты безжалостно предала… (искаж. армян.), традиционная армянская песня.