— Мне предоставлено право командовать ею в любой кампании, в которую графиня соизволит отправить своих капитанов.
— Графиня?
Принц беспокойно поерзал в кресле и развернулся в нем так, чтобы лучше видеть своего кондотьера.
— А что, если… А вдруг графиня не захочет…
Он беспомощно взмахнул своими полными руками.
— Едва ли графиня станет противиться желаниям вашего высочества.
— Едва ли? Но — о Боже! — ведь это вполне возможно. Я должен сам убедиться… Я немедленно пошлю за ней.
Он чуть привстал со своего кресла и потянулся за стоявшим в дальнем углу стола колокольчиком, но ладонь Беллариона легла на руку принца прежде, чем тот успел позвонить.
— Минуточку, синьор принц. Сначала неплохо бы обдумать, что вы скажете синьоре Беатриче, и лишь потом уже посылать за ней.
— Что я могу сказать ей, если я не знаю, как она расположена ко мне?
— Вы сомневаетесь, синьор принц? — улыбнулся Белларион, и их руки одновременно отпустили рукоятку колокольчика и разъединились. — Насколько мне известно, она весьма расположена к вам. Я буду откровенен с вами: однажды мне пришлось даже напомнить ей о ее обязанностях по отношению к синьору Фачино.
— Ах! — Злобная гримаса на мгновение исказила полное лицо принца — он вспомнил о внезапном охлаждении к нему графини и о ее последующем отъезде в Меленьяно. — Это было очень смело с вашей стороны…
— Меня всегда считали смельчаком, — счел необходимым напомнить ему Белларион.
— Да, верно. — принц почувствовал себя неуютно под пристальным взглядом Беллариона. — Ну, раз она хорошо расположена ко мне, то…
— Когда-то именно так оно и было, ваше высочество, — перебил его Белларион, — но я отнюдь не уверен, что ее былое расположение к вам сохранилось и поныне.
— Почему же?
— Теперь, став вдовой Фачино, она обладает большей властью и большим богатством, чем многие принцы в Италии. Ее обширные владения…
— …которые составляют часть великого наследства, оставленного моим отцом, и которые Фачино присвоил себе! — с негодованием воскликнул граф, и все его желеобразное тело всколыхнулось.
— Они могут быть мирным путем воссоединены с герцогской короной.
— Мирным путем? Но каким именно? Вы можете выражаться яснее?
Но Белларион считал, что время для откровенности еще не настало.
— Графиня владеет не только землями, но и огромным состоянием, оцениваемым в четыреста тысяч дукатов. Вашему высочеству потребуются деньги на содержание огромной армии под Бергамо, а ресурсов вашей казны едва ли хватит для этого. Конечно, можно увеличить налоги. Но, мне думается, вашему высочеству прекрасно известно, какими осложнениями подобная мера грозит для принца, вступающего на новый престол. И у графини в избытке имеются не только земли и нужные вам деньги, — все капитаны армии Фачино поклялись в верности ей.
— Мессер Белларион, вы начинаете повторяться.
Белларион взглянул на него и улыбнулся.
— Я думаю, никогда прежде не случалось принцу вести к алтарю более богатую невесту.
— Невесту? — у Филиппе Марии отвисла челюсть, и он с неподдельным ужасом уставился на Беллариона.
— Разве это не лучшее решение, ваше высочество? Разве вы удовлетворитесь одним лишь согласием графини помочь вам, когда сможете с полным правом и по своему собственному усмотрению распоряжаться всеми ее средствами?
Принц закрыл наконец-то свой рот, медленно облизал пересохшие губы и злобно прищурил на него свои маленькие хитрые глазки.
— Вы предлагаете мне жениться на вдове Фачино, которая вдвое старше меня? — медленно, словно взвешивая каждое слово, проговорил он.
Белларион расхохотался.
— Что вы, ваше высочество! Как могу я делать такие предложения! Я даже не знаю, что синьора скажет на это. Но если ей захочется стать герцогиней, она найдет способ сделать вас герцогом.
Филиппе Мария обессиленно откинулся на спинку своего кресла. На его лбу выступили крупные капли пота, и он смахнул их тыльной стороной ладони. Затем он задумался, поглаживая многочисленные складки своего огромного подбородка, и в его тусклых глазах постепенно начал появляться блеск.
Наконец граф вновь протянул руку к колокольчику, и на этот раз Белларион уже не стал вмешиваться — он догадался, что алчность и похоть взяли верх в душе этого тучного, застенчивого юноши.
Он откланялся и ушел, унося в своем сердце горечь от осознания того, как дорого могут обойтись женщине ее неуемное тщеславие и распущенность. Однако он считал, что выполнил свою задачу: она получит то, чего так добивалась, и это будет ей наказанием.