— Будь моя воля, мы уже завтра были бы хозяевами в Верчелли, — с вызовом, словно пытаясь скрыть свою досаду, ответил Карманьола.
— Кто препятствует вам?
— Вы. Если мы ночью пойдем на приступ…
— Ах, оставьте! — отмахнулся Белларион, — опять вы вспомнили об этом. Неужели вы никогда не научитесь верить мне на слово?! Такая атака обречена на неудачу.
Только в том случае, если она неправильно организована.
Он вразвалочку подошел к столу и ткнул пальцем в нарисованную на нем карту.
— Если вот здесь, на востоке, на участке между городом и рекой, осуществить отвлекающую атаку, — продолжил он, — то решительный удар, нанесенный с западной стороны, может увенчаться успехом.
— Да, действительно, — медленно проговорил Белларион и задумался.
— В вашем предложении имеются свои достоинства…
— Подумать только, наконец-то вы одобрили мою идею! Какое поразительное снисхождение с вашей стороны!
— …однако оно не лишено серьезных недостатков, — не обращая внимания на его реплики, продолжал Белларион. — Отряд, совершающий ложную атаку, — а он должен быть достаточно сильным, чтобы ввести в заблуждение противника, — подвергается большой опасности. Решительная вылазка, произведенная из города, может опрокинуть его в реку.
— Я думаю, до этого дело не дойдет, — поспешно ответил Карманьола.
— Откуда вы знаете?
— Все очень просто. Прежде чем осажденные организуют вылазку, начнется решающий штурм и им уже будет не до нее.
Белларион вновь задумался, но затем решительно покачал головой.
— Признаюсь, я испытываю большой соблазн согласиться с вами, но я предпочел бы не рисковать.
— Какой тут риск? — воскликнул Карманьола, приходя в раздражение от упорного сопротивления Беллариона. — Черт возьми, возглавьте сами, если хотите, ложную атаку, а я поведу за собой людей на штурм города и гарантирую вам, что еще до рассвета буду в городе и маркиз Теодоро окажется в моих руках.
— Вы гарантируете? — спросил Белларион. — А если вы потерпите неудачу?
— Это исключено. Вы сами сказали, что мой план вам нравится.
— Что-то я не припомню, чтобы я отзывался о нем именно так. Но дело не в этом: если честно, то я опасаюсь Теодоро Монферратского куда больше, чем любого другого капитана, против которого мне доводилось сражаться.
— Вы боитесь его! — усмехнулся Карманьола.
— Боюсь, — невозмутимо повторил Белларион, — и поэтому не хочу лезть на рожон. Я должен действовать наверняка, имея дело с таким опасным противником.
С трудом переборов смущение, овладевшее ею после неожиданного появления Беллариона, Валерия медленно подошла к ним. Слова Карманьолы вселили в нее неожиданную надежду на скорое окончание ее невзгод.
— Сделайте все же попытку, синьор принц! — буквально взмолилась она.
Он посмотрел сначала на нее, а затем на Карманьолу.
— Между нами говоря, вы оба немного расстраиваете меня своей нетерпеливостью. И хуже всего то, что вы категорически не желаете ничему учиться. Ну хорошо, Франческо, я не возражаю против ночного штурма. У нас есть шансы на успех, но в случае провала даже не пытайтесь когда-либо навязывать мне свое мнение, если я буду возражать против него.
Валерия рассыпалась перед ним в благодарностях, которые он воспринял с холодной сдержанностью, хотя ему показалось, что со времени их последней встречи в Касале он не слышал в ее голосе более теплых и искренних ноток, когда она обращалась к нему.
Он предоставил Карманьоле делать все необходимые приготовления к штурму, который был назначен на следующую полночь; было условлено, что сигналом к началу отвлекающей атаки послужит бой часов церкви Сан-Витторе, а через некоторое время, когда защитники крепости как еледует ввяжутся в схватку с отрядом Беллариона, Карманьола поведет своих людей на решительный приступ.
В полном вооружении, держа свой заостренный на макушке шлем на согнутой руке, Карманьола явился к принцессе за ее благословением.
— Еще не настало время для благодарностей, — сказал он, когда она принялась было выражать ему свою признательность и превозносить его усердие. — Я надеюсь к утру положить к вашим ногам Монферрато, да поможет нам в этом деле Бог! И вот тогда я сам попрошу у вас награды.
Она густо покраснела под его пылким взором.
— Я помолюсь за вас, — пообещала она и положила руку на его стальной нарукавник.
Он поднес ее руку к губам, чопорно поклонился и, позвякивая шпорами, вышел вон.