Чарли не мог в это поверить. Мысль о таком предательстве была явно плодом больного воображения, дурным плодом, выращенным на почве подозрительности, страха и отсутствия самоуважения. В доме Чарли не было места для такого предательства. Неверность никогда не проживала в старом доме Филбриков и никогда бы не могла там проживать. Потолки бы сгнили, в стенах появились бы дыры, а пол потерял бы свою твердость и устойчивость.
Чарли испытывал душевные муки, да и физическую боль в пояснице. Эмоции прошедшего дня были слишком жестоки для человека, который только что встал, можно сказать, с больничной койки. Чтобы не тревожить Беллилию, он переоделся в ванной, тихо подошел к кровати и осторожно опустился на матрас. Она не пошевелилась. Через несколько минут Чарли тоже крепко спал.
Комната была освещена ночником Беллилии, и Чарли оставил его включенным. Но проснулся он в кромешной тьме. В первый момент он даже не удивился: все время, пока он болел и спал один в комнате, света по ночам не было. Но когда он сообразил, что на дворе опять бушует буря, что река снова пришла в ярость, а у ветра все сильней разгораются страсти, его вдруг поразила окружающая темнота, и он тут же решил, что ослеп. Протянув руку к своей лампе, он на ощупь нашел выключатель и повернул его. Комната оставалась такой же темной.
В страшном кошмаре он не мог ни двинуться, ни крикнуть. Голос у него пропал. А когда он протянул дрожащую руку к жене, то не мог найти ее в постели.
На подкашивающихся ногах он пробрался в бесконечной, сплошной темноте к выключателю на стенке у двери. Нащупав его, он услышал щелчок и ожидал, что зажжется свет. Но темнота не исчезла. Ему стало плохо. Голова кружилась, он еле держался на ногах, в памяти всплывали мельчайшие детали тех ощущений, которые он испытывал перед тем, как потерял сознание, и ему показалось, что он вот-вот снова его потеряет. А пока он все-таки успел нащупать на камине спичечную коробку и зажег спичку. Маленькое желтое пламя прорезало темноту. Дрожащие руки Чарли нашли свечу, и желтый огонек прикоснулся к фитилю. Первые лучи мигающего света озарили висящий над камином портрет его матери в золоченой раме. И к нему сразу же вернулось здравомыслие, он снова стал самим собой — логически мыслящим человеком. Он понял: буря порвала электропровода, и всем его болезненным фантазиям можно найти такое же разумное объяснение. Он проклинал себя за то, что позволил своему разуму заразиться вирусом страха, и был уверен, что Беллилия спокойно спит на своей половине кровати.
Но ее там не оказалось. Ее не было и в той комнате, куда она уходила спать во время болезни Чарли. Ее вообще не было нигде на втором этаже, а когда он со свечой в руке спустился вниз и стал звать ее, никакого ответа не получил. Он обошел весь дом, осмотрел каждую комнату, но от Беллилии остались только платья, висящие в гардеробе, медные кастрюльки, разная кухонная утварь, которую она специально для себя покупала, остался запах ее духов и кремов, остались занавески, покрывала, мебель и ее гиацинты в синем горшочке.
— Беллилия! Белли! Где ты?
Ответил ему лишь вой ветра.
4
В окружающем мире не осталось ничего, кроме белых вихрей, двигающихся в самых разных направлениях. Снежинки сыпались с облаков, как пух из разорванной подушки. Упавший снег снова поднимался вверх и крутился гигантскими спиралями, словно это были души, покидающие церковное кладбище. Ни один нормальный человек не мог бы никуда уйти в такую бурю, сказал себе Чарли, снимая с крючка масляную лампу, висевшую перед входом на террасу. Он уже надел брюки, фланелевую рубаху, шапку и макинтош.
Лампа болталась у него на запястье, когда он поднял руку ко рту и крикнул: «Беллилия! Беллилия!» Он пробился взглядом сквозь снегопад, но так ничего и не увидел, кроме белой круговерти снега, поднимающегося с земли, и белых хлопьев, падающих из тяжелых туч.
Он пробил себе путь по сугробам и с огромным трудом поднялся по склону, ведущему к воротам. Снег был сухой и легкий, но его насыпало так много, что найти под ним дорогу было невозможно, и Чарли не был уверен, что не попадет в какую-нибудь яму. Вскоре он обо что-то споткнулся и увидел под снегом нечто темное. Как только он наклонился, ветер сорвал шапку с его головы и покатил в сторону. Он схватился руками за уши: они горели так, словно на них набросился пчелиный рой. Яростные хлопья снега снова обрушились на него, засыпая глаза колкой пудрой. Слезы мешали ему видеть, и он с трудом разглядел, что темный предмет — это дорожная сумка из коричневого сафьяна, которую он подарил Беллилии на день рождения.