Однако после этой встречи Беллини был вынужден признать, что Россини не питал к нему злых чувств и не имел против него никакого предубеждения. «Он принял меня очень хорошо, — рассказывает Беллини Флоримо, — и посоветовал не ударить в грязь лицом. Он остался доволен тем, в каком состоянии находится моя опера». Таковы общие впечатления, полученные Беллини после этой встречи. А благоприятное мнение Россини должно было порадовать еще больше.
«Мне говорят, что он хорошо отзывается обо мне», — едва ли не с удивлением отмечает Беллини. Ему передал слова Россини сам Пеполи, с которым великий маэстро говорил о нем. «Он сказал Пеполи, что ему нравится мой открытый характер, он считает, что я глубоко чувствую, что и выражает моя музыка…» Россини лишь подтвердил свои впечатления о Беллини, полученные еще во время той далекой встречи в Милане в августе 1829 года. Но снова услышать все это, спустя пять лет, тогда как он ожидал бог знает какого ледяного отношения или же насмешек за своей спиной, было приятно Беллини, и музыкант подумал: «Похоже, Россини более дружески ко мне расположен, нежели я полагал».
Именно тогда Беллини и перешел в наступление, пустив в ход свою тактику, где искренность и расчет стояли рядом. Оказавшись как-то наедине с Россини, катаниец открыл композитору свое сердце: ему совершенно необходима помощь великого маэстро. «Я попросил его давать мне советы, как брат брату, и полюбить меня. — Но я люблю тебя, — ответил он мне. — Это верно, вы любите, но нужно больше любить меня, — добавил я. Он засмеялся и обнял меня!»
Так была пробита первая брешь в осаждаемую крепость. Однако катаниец не впал в эйфорию от начального успеха, он предпочел быть по-прежнему настороже: «Посмотрим, как сложатся обстоятельства дальше, — решил он, — тогда я пойму, говорит ли он правду или нет». План выполнялся прекрасно: на всех участках фронта отмечались одни успехи.
Этот сентябрь вернул солнце в жизнь Беллини и пробудил в его душе самые радужные надежды. Сочинение «Пуритан» основательно продвинулось вперед. К тому же Пеполи, уже овладевший формой оперного либретто, не тормозил работу и писал стихи, которые музыкант принимал без особых споров.
К похвалам Россини присоединились благожелательные отзывы Карафа, нашедшего «превосходно инструментованными интродукцию и финал» первого акта. Похвалили маэстро и Тамбурини с Лаблашем, приехавшие в Париж в конце месяца. Они были очарованы новой музыкой Беллини и особенно партиями, какие должны были петь. И сам автор был доволен тем, что сочинил и инструментовал. Ему осталось дописать лишь несколько номеров для второго акта, в том числе дуэт басов, который он хотел оставить напоследок.
Но прежде всего Беллини радовало все более искреннее и горячее одобрение Россини, который не скрывал своего удивления и удовлетворения тем, что катаниец почти закончил оперу. Великий маэстро с недоумением повторял, что «ему плохо говорили о Беллини, очень плохо, расписывая его медлительность и нерадивость». Эти опровержения также лили воду на мельницу Беллини, который — задетый за живое — с еще большим, чем когда бы то ни было упрямством, старался закончить оперу в октябре, в соответствии с условием контракта. Однако Россини успокоил его, сказав, что «сроки назначаются ради формальности, а теперь, когда он так далеко продвинулся, можно работать, ни о чем не тревожась…».
Расположение великого маэстро с каждым днем проявлялось все очевидней, все более искренней и душевней. Россини заботился о Беллини с такою лаской, как ни о ком другом из соотечественников. Он действительно полюбил «этого мальчика», как с нежностью называл его. Россини следил за работой Беллини над оперой и был одним из первых слушателей спевки солистов.
Когда приехали в Париж Рубини и Джульетта Гризи, Беллини решил прежде всего дать им послушать молитву пуритан, тема которой поначалу звучит в интродукции к опере, а затем исполняется ансамблем четырех солистов. Певцы и композитор встретились в доме Гризи и сразу же начали репетировать. Все нашли музыку удивительно красивой.
Вдруг в гостиной появился Россини, пришедший навестить Гризи. Лаблаш, воспользовавшись случаем, предложил маэстро послушать молитву, которую певцы и исполнили еще раз. «Россини похвалил меня», — пишет Беллини, и через несколько дней он убедился, что похвала эта была искренней и выражала действительное удовлетворение маэстро, который прежде внушал ему такой страх.