Конечно, источник нелепых слухов узнать не удалось даже Флоримо. Придя в себя от испуга, он, разумеется, не мог вообразить, что всего лишь через четыре месяца снова услышит такое же известие, к тому же прочтет о нем в газетах. И на этот раз оно не будет ложным.
На душе Флоримо лежал камень, который давил на его совесть: он до сих пор не сообщил Беллини о смерти Маддалены Фумароли. Она умерла 16 июня, почти год назад, но он молчал, чтобы не отвлекать друга от работы над «Пуританами», которой композитор был тогда целиком поглощен. Он молчал и дальше, после триумфального успеха оперы. Теперь же, когда Беллини уехал за город, Флоримо решил, что настал подходящий момент сообщить ему обо всем.
Маддалена Фумароли скончалась в своем доме на виа Костантинополи. Нам неизвестно, был ли Флоримо по-прежнему дружен с ней. Однако несомненно, что и после отъезда Беллини из Неаполя друг мог узнавать, как складывалась ее жизнь. Он видел, как она была подавлена глубокой печалью и по-прежнему жила своим старым чувством, а потом заметил, что с каждым днем здоровье ее все ухудшалось, и в конце концов она умерла после долгой болезни… «Ее оплакивали все, кто знал, — писал взволнованный Флоримо, — все, кто помнил ее совсем юной, полной жизни и прекрасных надежд, наделенной редкими добродетелями».
Флоримо имел возможность лучше, чем кто-либо из друзей, узнать чистую душу девушки, которую считал достойной художественной натуры Беллини. «Узнав о несчастье, — вспоминал Флоримо в «Мемуарах», — я не мог оставаться бесстрастным зрителем: неудержимая сила заставила и меня пролить слезы. И действительно, немногие женщины заслуживают этого так, как она. Я попросил поэтому уважаемого синьора Морелли, друга Беллини и Фумароли, тоже горевавшего из-за такого несчастья, сочинить стихи, подобающие траурной обстановке. И он любезно согласился, а я положил их на музыку. Этот романс я посвятил Беллини и отослал ему».
Стихотворение, которое называлось «Две надежды», синьор Морелли очевидно, по совету Флоримо — написал как бы от имени Маддалены. Она обращается к тому, кто был единственной надеждой ее жизни, — к Беллини. Девушка, которую он поначалу любил, а потом покинул, как бы раскрывает историю своих страданий, своего чувства, оставшегося неизменным. Понимая, что дни ее сочтены, Маддалена лелеет лишь одну последнюю надежду — ее возлюбленный, опечаленный смертью несчастной, придет и споет над ее могилой.
Это известие, столь неожиданное, заставило Беллини о многом задуматься и прежде всего попытаться разобраться в своей личной жизни. Он пришел к выводу, что складывается она неудачно, и главным образом потому, что у него слишком любвеобильный характер.
Счастливой была сердечная склонность к Маддалене Фумароли. Нежная, непорочная душа девушки рождала в ответ любовный восторг, выражавшийся во взглядах, вздохах, музыке, поэзии, даже просто в долгом, но выразительном молчании. Это была любовь почти идеальная, если бы не капля горечи от сурового и неумолимого запрета родителей Маддалены. Она пролила столько слез, а он так боролся, но нечто неумолимое встало между ними.
Он уехал. Ой сумел добиться успеха, а с лаврами пришли и первые излишества. Светская жизнь в салонах и все растущая слава толкнули Беллини к любовным приключениям, которые он считал «поверхностными и недолгими, потому что не отвечают моему сердцу». И все же он с каждым днем все больше отдавался этой жизни, потому что никогда не умел защищать свое любвеобильное сердце от постоянных искушений, какие могут встретиться на пути такого молодого, красивого и знаменитого артиста, как он.
Он понимал свою слабость и превращал ее в щит, чтобы обороняться. И тогда, не получая советов и не имея тормозов, он скатывался по лестнице грехов, пока не дошел до самого волнительного и бурного времени в своей жизни. Период этот начался в Генуе, когда он встретил Джудитту Турина, свое первое серьезное любовное увлечение. И Беллини оказался в сложной ситуации без достаточного опыта, лишенный нравственных опор. Единственный человек в Милане, кто мог помочь ему вернуться на прямую дорогу, была «мама» Поллини, с которой он был откровенен во всем. Но добрая синьора Марианна, несмотря на строгие нравственные и религиозные принципы, была также «женщиной, полной жизни», и ее сговорчивая совесть мешала ей всерьез критиковать не слишком-то пристойное любовное приключение, в которое пустился ее "сын». Похоже даже, что она поощряла его продолжать эту связь.