«Среди иностранных композиторов, — рассказывает Флоримо, — прежде всего внимание Винченцо привлекли и заняли большое место в его занятиях Гайдн и Моцарт. Из выдающихся неаполитанских маэстро он больше всего ценил Йоммелли[22] и мелодичного Паизиелло[23], но Перголези[24] был самым любимым его композитором, настолько любимым, что он вскоре выучил наизусть все оперы маэстро».
Предпочтение, которое Беллини отдавал произведениям Перголези, не нуждается в объяснении — слишком велика была их близость — та же утонченность чувств, тот же характер. Но самое интересное — это проявленное Беллини сильнейшее желание по-своему выразить то, что он находил в музыке Перголези.
«Какой силы достигали его чувства, когда он слушал Перголези, — продолжает Флоримо, — я понял однажды, когда, войдя к нему в комнату, увидел, что он играет на клавесине, а глаза его полны слез. Весьма удивленный, я спросил, почему он плачет. «Ну как же не плакать, — ответил он, — как не плакать, слушая эту бесподобную музыку, эту высшую поэму скорби?!» Он проигрывал «Стабат». «Как я был бы счастлив, — продолжал Беллини, — если б мне удалось написать нежную и волнующую мелодию, которая хоть немного походила бы на одну из этих!» И с чувством, идущим от самого сердца, произнес: «Я так хочу этого, что, сочинив такую музыку, был бы рад умереть хоть совсем молодым, как бедный Перголези».
Вспоминая этот эпизод примерно через полвека, Флоримо добавляет: «Кто мог предположить тогда, что роковым словам этим суждено сбыться?..» А теперь даже можно подумать, будто в ту минуту Винченцо Беллини произносил торжественный обет.
1824 год начался с хорошего предзнаменования: годичный экзамен Беллини выдержал, получив звание «лучшего маэстрино среди учащихся». Это куда значительней, чем просто «лучший ученик Музыкального колледжа». Попечению Беллини была вверена теперь группа воспитанников, и обязанность обучать их добавилась к занятиям композицией, а они требовали все больше творческих усилий: чтобы оправдать звание лучшего маэстрино, нужно быть и первым учеником. Зато благодаря новому положению ему была выделена отдельная комнатка, в которую он перенес свои вещи, книги и небольшое фортепиано из желтого дерева, купленное в этом году. Кроме того, Беллини должен был теперь два раза в неделю — в четверг и в воскресенье — посещать театр, чтобы быть в курсе музыкальной жизни Неаполя, знакомясь с операми, прежде всего новыми, какие появлялись в театре Нуово, Фондо или же в Сан-Карло, где ставились самые грандиозные спектакли.
В зимний сезон 1824 года в Сан-Карло была показана «Семирамида» — новая опера Россини, прошедшая недавно в венецианском театре Ла Фениче. Ее появлению в Неаполе предшествовала громкая слава. Беллини послушал эту оперу и «заболел» ею. Он был убит, сражен, раздавлен. Флоримо и другие товарищи по Колледжу заметили, что, возвращаясь из театра, он всю дорогу до площади Меркателло мрачно о чем-то думал, всю виа Толедо шел не произнося ни слова. Он словно отсутствовал и не слышал, что говорят товарищи, которые с восторгом обсуждали оперу и отдельные ее сцены. У Порт-Альба разговор, должно быть, стал еще более оживленным, а может, услышав обращенный к нему вопрос, Беллини остановился и печально произнес: «Ну разве можно теперь написать что-либо более прекрасное, чем музыка Россини?!» Опера прославленного маэстро подействовала на него словно холодный душ. Уныние Беллини передалось всем его молодым спутникам, и они умолкли, будто подавленные тяжестью справедливого приговора.
Позднее в мемуарах Флоримо заметит: «Конечно, в тот вечер никто из нас и представить себе не мог, что опечаленный юноша, расстроивший к тому же и всех нас, станет со временем великим композитором и в его честь будет возведен театр, названный его именем, причем как раз на том самом месте, где он остановился тогда, высказав сомнение в своем даровании и восхищение великим Россини».
Никто, разумеется, и представить себе не мог такого, даже Беллини. Но в тот вечер очарование динамичной, сверкающей музыки Россини было поистине неодолимым. В Колледже она пленила всех без исключения. Никто не смог устоять. Даже Меркаданте и Конти. Нет ничего удивительного в том, что под россиниевские чары подпал и Беллини.
Однако Дзингарелли, хоть он и был просвещенным реформатором неаполитанской школы, все еще связанной вековыми традициями, не желал допускать в Колледж эту «новинку». Его резких упреков не избежал никто из учеников. Даже Беллини, который в ту пору, как говорит Флоримо, «пытался в чем-то освободиться от строгих школьных правил». Это утверждение может навести на мысль, будто он не собирался стать реформатором техники композиции в ее чистом виде, а лишь пытался придать иную выразительность словам, поющимся на музыку, мелодической линии какой-либо фразы.
22
Йоммелли, Никколо (1714–1774) — итальянский композитор, один из ведущих мастеров неаполитанской школы. Написал 55 опер. Первую из них «Любовная ошибка» сочинил в 23 года. Последние его оперы «Фаэтон» и «Армида» принесли ему славу «итальянского Глюка». Незадолго до смерти написал знаменитое «Мизерере» для двух сопрано в сопровождении оркестра.
23
Паизиелло, Джованни (1740–1816) — знаменитый итальянский композитор, автор более ста опер, в том числе таких популярных во всем мире, как «Прекрасная мельничиха», «Севильский цирюльник» (до Россини) и «Нина, или Сумасшедшая от любви». Более пяти лет работал в России.
24
Перголези, Джованни Баттиста (1710–1736) — выдающийся итальянский композитор. Первый классик оперы-буффа. Его знаменитая «Служанка-госпожа», написанная в 1733 году, до сих пор живет на сцене оперных театров. Создал свыше 10 опер в разных жанрах, симфонию, оратории, инструментальные произведения. Среди его духовных сочинений выделяется «Stabat Mater» для двух женских голосов в сопровождении струнного оркестра и органа.