Кинг обозрел одну половину континента, оставалось обойти другую, и он сказал, что непременно воспользуется советами русского капитана. Кок принёс ром и дольки сыра. Надменный поначалу Кинг всё более располагался к своему собеседнику, он признался, что о русских как моряках был невысокого мнения, а теперь убедился в обратном, после Кука Беллинсгаузен оказался наиболее выдающимся человеком из всех, кто посещал Австралию. Ни Новой Голландией, ни Новым Южным Уэльсом, а именно Австралией назвал континент Фрэнсис Кинг — один из первых её исследователей. По: томки обозначат именем Кинга большой остров у юго-восточного побережья Австралии в проливе Басса, залив на западе материка и построенный там город.
Три дня, проведённые в сердечной домашней обстановке, многое дали Фаддею. Конечно, он не предполагал, что когда-нибудь станет главным командиром Кронштадта, но когда его назначат на этот пост, он вспомнит Парраматту и окрестности, немало сделает по австралийскому образцу, заботясь об устройстве каналов, плотин, прудов, улиц и зелёных насаждений.
Возвращались на шлюпках. Течение быстро несло лодки к морю. Слева проплывали засеянные кукурузой и пшеницей поля. Их звали Марсовыми, так как земля эта была отдана первым приехавшим сюда солдатам в 1788 году. По правую руку в зелёной гуще садов виднелись виллы фермеров, солеваренный завод, мельница и другие казённые здания. Чем дальше, тем шире становилась река. Появились леса, утёсистые берега из серо-жёлтого камня. Ненадолго остановились у пивовара и заказали несколько бочек пива для матросов. Наконец открылся залив и шлюпы, уже приготовленные к плаванию.
По мрачным лицам матросов Фаддей понял, случилось несчастье. Оказалось, Матвей Губин обивал медным листом грот, чтобы не перетирался свит-сарвинь. То ли по неосторожности, то ли ещё по какой нелепице он поскользнулся и упал на палубу. Берх осмотрел пострадавшего, переломов не нашёл, решил растираниями и мазями поднять слесаря на ноги.
— Может, благоразумнее оставить Матвея в здешнем госпитале? — спросил Фаддей.
— Не вижу необходимости, — самонадеянно ответил лекарь. — Да и сам больной не захочет от товарищей отставать.
— Ну, коль так, лечите, — согласился капитан, положившись на мнение учёного доктора.
Фаддей распорядился перевозить на корабли обсерваторию, кузнечное, слесарное и столярное оборудование, отъевшийся на свежей траве скот, расплатился с Бруксом за провиант. Когда же Беллинсгаузен пришёл к губернатору, чтобы проститься и внести немалую плату за пресную воду и вырубленный лес, Макуари сказал:
— Догадываюсь, вы ограничены в средствах. В конце концов вода и лес — дары природы, а не труд людей. Вы отправляетесь обследовать природу в совсем неведомых краях. Поэтому я решил денег у вас не брать. Дай Бог удачи в ваших праведных изысканиях.
9
Лоцман, тот же рыжебородый старик с фарфоровой трубкой в ржавых зубах, приехал с берега вечером, заночевал в шкиперском кубрике, чтобы поутру с рассветом шлюп мог бы сняться с якорей. Дул западный ветер, временами шёл дождь, сверкали молнии и покатывался ворчливый гром. 8 мая 1820 года в семь утра приподняли якорь и наполнили паруса. «Мирный» без лоцмана двинулся следом за флагманом. Через два часа вышли из залива и отпустили лоцмана, который тоже отказался от платы за свои труды.
И вот когда оказались в открытом море, свежий ветер и сильное волнение начали раскачивать шлюпы, как бы проверяя моряков на устойчивость, — не разленились ли на сытых хлебах и сладких фруктах.
По инструкции Адмиралтейства Беллинсгаузену надлежало идти севернее Новой Зеландии к островам Общества, к острову Опаро, обретённому английским капитаном Джорджем Ванкувером, участником второго и третьего плаваний Кука, руководителем кругосветной экспедиции на Тихоокеанском побережье Северной Америки. Оттуда, зайдя восточнее островов Общества, Беллинсгаузен намеревался плыть той частью океана, которая была ещё малоизвестна.
Однако несколько дней не принесли никаких открытий. Зато Фаддей узнал об обретениях иного рода. При осмотре матросов лекари Берх и Галкин обнаружили у одного матроса с «Востока» и нескольких с «Мирного» гонорею. Офицеры и унтера предпринимали всевозможные меры против этой язвы, но их усилия не уберегли матросов. Болезнь распространилась в Порт-Джексоне и Сиднее от беспрерывно прибывавших из метрополии ссыльных и вскоре перекинулась к туземцам благодаря их пещерной открытости и необузданности в страстях.
Печальную новость принёс Берх, он с поникшей головой появился в капитанской каюте и, едва сдерживая слёзы, горестно произнёс:
— Умер Матвей Губин.
Сообщение на миг привело Фаддея в оцепенение.
— А вы говорили... поправится... — наконец сдавленно проговорил капитан.
— На самом деле внутренности отбило, почки, печень...
Фаддей вспомнил матроса с красно-бурым лицом, доброй, бесхитростной душой. Искусно и безотказно он выполнял все работы с железом и медью, в коих корабль нуждался всегда. Теперь его не стало. Жил человек и ушёл, ушёл навсегда.
— Идите прочь! — махнул рукой Фаддей и, лишь когда штаб-лекарь исчез, почувствовал, как к горлу подступил тяжёлый комок и долго не отпускал.
В одну из темнейших ночей налетел шторм с севера. Его несильно опасались, ибо люди за службу таковых испытали немало. Однако мгновенно наступивший штиль произвёл ужаснейшую боковую качку. Хотя борта «Востока» и были высоки, тем не менее шлюп черпал воду, шкафутную сетку сорвало, палубу залило на фут, а в трюм налилось воды до колена. Фаддей приказал все чехлы на люках прибить плотнее гвоздями, чтобы вода не текла вниз. Вахтенные оказались на месте, и никого из них не снесло в море. Не повезло только Завадовскому. Продираясь сквозь каскады воды, Иван Иванович упал и ушиб плечо так сильно, что оно посинело и опухоль не спадала неделю. Потом опять заветрило. Марсовые убрали задние стаксели, поставили передние, чтобы развернуть шлюп против волнения и уменьшить качку. Ядра, выпавшие из кранцев, носились от борта к борту, препятствуя работам, и без того затруднительным.
А тут ещё вахтенный офицер лейтенант Лесков донёс:
— Якоря имеют движение!
— Так велите прибавить найтов!
Легко сказать, а как добавочными пеньковыми тросами закрепить многопудовые якоря в то время, когда борт то уходил в глубину, то высоко поднимался из воды? Тут запросто могло утащить в бездну.
Из-за шторма пришлось идти не северной стороной Новой Зеландии, а спуститься к проливу Кука, разделявшему остров на две части. Незадолго до рассвета вахтенные увидели разведённые огни на берегу. Костры жгли туземцы. Когда рассвело, открылась Новая Зеландия, царственная гора Эгмонт со снежной вершиной, отлогий берег, местами заросший лесом и кустарником.
Появились зеландцы на двух пирогах. В одной насчитали — двадцать три, в другой — шестнадцать человек. Носы лодок украшала резная человеческая голова с высунутым языком и глазами из ракушек. Люди гребли попарно вёслами, похожими на лопаты, выкрашенными тёмно-красной краской. В нескольких саженях от шлюпа лодки остановились. Старик зеландец в толстой рубахе до колен, подпоясанный верёвкой, в накидке наподобие бурки громко произнёс речь на своём языке, размахивая руками и крутя головою. Поскольку никто ничего из его слов не понял, Фаддей воспользовался общим для всех народом жестом мира и дружбы — белым платком поманил старика, видимо, местного вождя, к себе. Посоветовавшись между собой, туземцы пристали к судну, на палубу поднялся явно оробевший старик. Но подаренные зеркальце, бисер и ножик успокоили его. Фаддей объяснил ему, что команде нужна рыба — «гийка» по-зеландски. Старик сразу понял капитана и крикнул своим товарищам о желании русских купить рыбу, произнеся слово «гийка» несколько раз, что означала много рыбы. Туземцы весёлым криком изъявили желание служить морякам.