На другой день те же пироги нашли шлюпы в заливчике, укрытом горами от ветра. Туземцы привезли пудов семь рыбы. Комиссар расплатился зеркальцами, гвоздями и ситцем. Старика как здешнего старосту капитан пригласил в кают-компанию на обед. Его посадили на почётное место. Он с удивлением рассматривал столовые ножи, вилки и не принимался за еду, пока не начали другие. Осторожно, с большой неловкостью он цеплял кусочки мяса вилкой и тянул в рот, опасаясь уколоться. Вино пил неохотно.
После обеда капитан подарил старику полированный топор. От неописуемой радости старик не усидел за столом, кинулся на палубу к своим землякам, которых угощали сухарями, маслом, кашей и ромом. Ели они охотно, но рома каждый выпил не больше одной чарки. Такая трезвость свидетельствовала о том, что европейцы редко посещали эти места. Обычно «цивилизованные» люди успешно приучали туземцев пить крепкие напитки, курить, класть табак за щёку, после чего многие из местных впадали в гнусное пьянство и пороки. Топор, с гордостью показанный старейшиной, вызвал у всех восхищение.
Закончив трапезу, зеландцы сели в два ряда друг против друга и начали петь весёлые песенки. Один запевал, другие подхватывали и отрывисто заканчивали куплет. Мотив чем-то походил на русские частушки. Флейтист Гриша Диаков и барабанщик Лёня Чуркин стали аккомпанировать. Зеландцы на музыкантов обратили внимание, но равнодушно отнеслись к флейте и барабану. Старик жестами объяснил, что у них есть подобные инструменты.
Художник Михайлов нарисовал портрет старейшины, чему тот долго удивлялся и никак не верил, что таковым выглядит на самом деле.
Довольные удачной торговлей, снабдив команды обоих шлюпов рыбой на ужин, зеландцы стали собираться на берег. При отъезде они приглашали моряков в гости, а чтобы возбудить к тому желание, знаками показывали, что их непременно угостят любовными утехами с прекрасным полом.
Зеландцы теперь стали часто гостевать на шлюпах, поставленных на якорь в заливе Королевы Шарлотты. С большой охотой они ели кашу и коровье масло, даже сильно подпорченное, с ревностью помогали вытягивать такелаж, выгружать из трюмов бочки. Забавляли матросов плясками, состоящими из неистовых кривляний при громком пении, из топания ногами и махания руками, закатывая глаза. Михайлов изобразил положение тела во время такой пляски, чрезмерное напряжение мышц, мимику. Нарисовал и портрет одного из старейшин. Для позирования пригласил в каюту и посадил на стул. Чтобы он сидел спокойно, матросы занимали его безделушками, а лодку, где находились жена и семейство, подвели под корму, и он мог их видеть, убеждаясь в безопасности.
На палубе соорудили кузницу, чтобы выковать шкафутные секторы, которых лишились во время сильной зыби.
В один из дней Фаддей решился съехать на берег. Вместе с ним поехали Лазарев, Михайлов, Симонов и некоторые офицеры. Отправились на двух катерах, вооружённых Фальконетами — небольшими пушками. Памятуя о коварстве зеландцев и их склонности поедать мясо своих противников, каждый взял с собой ружьё и по паре пистолетов.
Сперва пристали к ближнему селению к северу от Корабельной бухты, тому самому месту, где Кук видел зеландцев, поедавших на пиршестве человеческое мясо. Жители при виде матросов разбежались, остался лишь сильно испуганный старик. Когда же его обласкали подарками, из леса вышли остальные и повели к старейшине. Тот сидел на рогоже в открытом шалаше. Фаддей расположился напротив.
Появились жена с дочерью, они тоже сели на рогожу поодаль. Капитан подарил старейшине складной нож, жене — бусы, дочери — зеркальце. Она была недурна собой и теперь сама могла увериться в этом. Старейшина в ответ одарил куском узорчатой ткани из новозеландского льна.
Поплыли дальше к знакомому уже старику. Встретил он радостно; обнял Беллинсгаузена и коснулся носом носа, что говорило о самом близком приятельстве. Оставив караул на баркасах, моряки сошли на берег. Со стороны моря посёлок прикрывал палисад из врытых в землю брёвен высотой чуть выше человеческого роста. Между неровно разбросанными жилищами извивался ручей, берега его были обложены булыжником.
Сопровождаемые толпой, подошли к дому вождя. Наружный вид его напоминал русскую избу. На этом кончалось сходство. В три ряда поставленные столбы составляли стены. Средние столбы высотою метра в три оканчивались наверху грубым изображением человеческих голов, выкрашенных красной краской. Крайние соединялись со средними перекладинами, на них держалась кровля из листьев. Разделялось жилище на две комнаты. В большей по сторонам стояли широкие скамьи, на них — корзины с овощами и пустые тыквы для воды. На обтянутых рогожами стенах висели пики, жезлы, начальнические знаки и опять же красные истуканчики.
В благодарность за угощения на шлюпе и подарки старик предложил Беллинсгаузену во временное пользование не старую, но отвратительной наружности зеландку. Увидев её, капитан не удержался от смеха, потрепал приятеля-туземца по плечу и от предложения отказался. Надо полагать, первые европейцы подали зеландцам мысль торговать женским полом и поощряли их заниматься таким постыдным промыслом. Об этом писал и сварливый натуралист в команде Кука Иоганн Форстер, сообщая о девке по имени Тангари. Родственники подсунули её влюбчивому квартирмейстеру, а тот не решался привозить её на судно из опасения завести вшей, кишащих в её волосах.
При расставании старик вынес длинный резной жезл, который также заканчивался изображением человеческой головы с ракушками вместо глаз, в чём туземцы зело преуспели. Фаддей поначалу подумал, что этот жезл, похожий на алебарду, назначается ему в подарок, но, оказалось, старик желал его продать. Пришлось расплачиваться двумя аршинами красного сукна.
— Так-то, Михаил Петрович, дружба дружбой, а денежки врозь, — с весёлостью проговорил Беллинсгаузен находившемуся при этой сцене Лазареву.
Такой безобидный гешефт, куда ни шло, устраивал Фаддея, но он никак не мог поверить, что зеландцы занимаются каннибализмом. Эта мысль долго не давала ему покоя. Однажды за обедом, когда приятель-старик сидел рядом, он спросил, едят ли его сородичи человеческое мясо. Старейшина ответил, что он и сам охотно лакомится человечиной. Значит, Кук нисколько не сгущал красок, когда наблюдал, с каким удовольствием зеландцы поедали неприятелей, убитых в сражении. В 1772 году несчастный плаватель Марион и семнадцать его спутников пали жертвой туземцев. Посланные ему на помощь вооружённые матросы увидела изрубленные и уже изжаренные куски сослуживцев. В следующем году такая же участь постигла английского лейтенанта Рове и десять человек с ним по причине излишней вспыльчивости против островитянина, укравшего у матроса камзол. Когда с корабля приплыли морские пехотинцы и разогнали туземцев, то на берегу нашли одежду, головы, желудки и части тел своих товарищей.
Ну а вообще жители залива Королевы Шарлотты показались русским морякам хорошо сложенными и сильными. Обычай мазаться рыбьим жиром и охрой делают природный цвет их лица чернее. Женщины довольно жирны, замужние скоро теряют свежесть, но девушки миловидны и в красоте, блеске чёрных глаз, белизне зубов могли бы поспорить с европейками, несмотря на тёмный цвет лица и дикую татуировку. Туземцы любят пошутить, посмеяться, забавно передразнивают чужеземцев, искусны в резьбе, рыбной ловле, преуспели и в торговле, как, например, в сделке с Беллинсгаузеном, а ещё более с Завадовским, у которого однажды один местный наглец запросил за безделушку не менее как парадную шинель на волчьем меху.
Между родичами у них существует величайшая дружба. При смерти любимого человека они в глубокой печали раздирают лицо и тело острыми камнями и ракушками. С большим почтением они относятся к пожилым людям. Старцы занимают у них почётные места на совете, пиршествах и других торжествах.
В полной силе существует закон возмездия: кровь за кровь, смерть за смерть. Иногда они не убивают захваченных врагов из другого племени, а превращают в рабов, заставляя работать по хозяйству или заниматься ловом рыбы.