— Жан, кажется, Голиаф — ваш дядя? Живёт тут же недалеко, у Чадуров? Пока подойдёт наша очередь, можете на часок сбегать погостить.
Сдвинув ушанку на затылок, Жан, как на коньках, летит по большаку. Давно он не виделся с дядей, с тётей Дорой, с Белочкой! Только краем уха слыхал: пока ещё живы.
На батрацкой половине пусто, ни души. Парень утирает вспотевший лоб и прикидывает: куда же податься? Больше всего ему хочется услышать звон колокольчика — голос Белочки.
Пока Жан топчется в нерешительности, в комнату входит… сама Белочка! Тут не до расспросов: где была, что делала — так озябла, бедняжка! Да и как не озябнуть в стареньком ношенном-переношенном пальтишке… Белочка хлопает Жана по полушубку и радостно смеётся:
— Ишь ты! Госпожа Утля разодела тебя, как родного сына!
Не думая, не размышляя, Жан надевает на озябшие пальцы девочки свои тёплые рукавицы:
— Возьми, носи на здоровье!
— Да в своём ли ты уме! Что хозяева скажут!
Забурлил весёлый разговор… И вдруг всё портит неожиданный вопрос девочки:
— Скажи, Жан, в такой мороз… партизаны здорово мёрзнут в лесу?
В мире и в Сиполайне тысячи самых разных вещей и дел. Белочка могла спросить Жана решительно обо всём, задать кучу вопросов. Только одного нельзя касаться: партизан! Это тайна, упрятанная за семью замками, за семью запорами. И надо же: Белочка спросила именно об этом!
Покусывая губы, Жан ворчит хмуро:
— Пусть себе мёрзнут. Что мне до партизан! А тебе разве их жалко?
Теперь хмурится и девочка:
— Жалко? С чего бы? Пусть себе мёрзнут. Я просто так спросила…
У дверей кто-то тихо стучит, и вот уже в комнату входит калека-нищий, опираясь на знакомую толстую палку.
Дядя Ванаг! И, наверное, снова с письмом от мамуси… А тут торчит этот противный франт, которому наплевать на партизан. Недавний приятель переметнулся к врагам. Теперь понятно, почему госпожа Утля одевает его тепло, как медвежонка!
Белочка срывает с рук дарёные рукавицы и швыряет их Жану в лицо:
— Чего тут прохлаждаешься? Твой хозяин уже глотку себе надорвал, зовёт не дозовётся…
Жан не остаётся в долгу:
— А ты тоже хороша! Целый час стрекочешь, как стрекоза. Бездельница! Иди в хлев, проверь овец! Ну!
Дядя Ванаг, отряхнув снег, весело смеётся:
— Будет вам, ребята… Признаться по совести, я с вами с обоими знаком…
Жан краснеет, как бурак.
— Но ведь она… Она сказала, чтобы партизаны перемёрзли, как прусаки.
— А ты… ты первый сказал, что тебе их нисколечко не жаль!
Дядя Ванаг ставит палку в угол и улыбается: оба не сводят тревожного взгляда с его заиндевевших усов. С них капает вода, как бы не отвалились!
— Не бойтесь, теперь у меня уже собственные усы; их мне подарила старуха Время… Слышь-ка, доченька, выйди посмотри, что там за птицы перед амбаром чирикают.
Белочка не уходит дальше крыльца. Она знает: дядя придумал. Нет у амбара ни птиц, ни зверей. Но если он так хочет, значит, надо.
А в это время лесной гость, ухватив Жана за воротник, шепчет в ухо:
— Штаб и Оса решили: живи пока у хозяев. Ты нам ещё здесь нужен. Теперь иди, позови Белочку, а сам понаблюдай за белыми воробьями.
Жан не обижается. Дисциплина! Время военное, каждый должен знать только то, что ему положено, не больше.
Примчавшись в комнату, Белочка торопит:
— Дядя Ванаг, читайте-ка поскорее письмо мамуси! А то кто-нибудь войдёт.
— А если у меня на этот раз и бумажки-то с собой нет?
Девочка снимает с гвоздя сито.
— Да вот оно, письмо. Прошу, читайте. Ну, пожалуйста!
Партизан садится на постель Голиафа и, тщательно вытерев рукавом усы, поворачивая сито, читает:
— «Здравствуй, доченька! Слушай внимательно: у нас тут одну тётеньку фашисты ранили в бою, к тому же и хворь к ней привязалась. Эту тётеньку, пока она не выздоровеет, спрячут у вас на сеновале над хлевом — всё уже договорено. Заботиться о ней будут Голиаф и Дора. И на твою долю выпадут кое-какие дела. Но, Майга, запомни: никому ни словечка! Эта тётенька мне так дорога, как ты, как бабушка, как папа».
Партизан вешает сито на гвоздь — письмо прочитано. Но Белочка настаивает:
— Дядя Ванаг, читайте ещё!
— Что ты! Больше там ничего не написано.
— А вот второй листок… — Девочка подаёт ему передник Доры.
Партизан ласково смотрит на девочку, потом разглаживает передник и читает:
— «Недавно неожиданно увидела Мурлиса-Гурлиса. Не понимаю, как он попал в партизанский бункер. Повторяю ещё и ещё раз: только никому ни слова». Всё!