А вот с запросами, которые можно без лишних усилий послать по почте и через две недели вскрыть конверт с ответом, я обычно тяну до последнего, когда уже никакая почта не справится, и мне приходится самой тащиться к черту на рога, чтобы лично отдать запрос и получить ответ, но не за две недели, а за полдня, потому что завтра срок по делу.
И ведь знаю об этом своем недостатке, а поделать с собой ничего не могу.
Я несколько подуспокоилась после того, как в "Следственной практике" вычитала, что стиль работы следователя обусловлен его волевыми качествами. Мол, есть категория следователей, которые отлично справляются с первоначальной, оперативной стадией расследования. Такие следователи способны по нескольку суток подряд, без отдыха, неутомимо выполнять неотложные следственные действия; а когда в расследовании наступает более спокойная полоса, когда требуется длительная планомерная работа по делу, - этот тип следователей утрачивает интерес к делу и зачастую с трудом дотягивает его до конца, иногда с потерями позиций, завоеванных в первые дни работы.
Представители же другой категории следователей, предпочитающие более спокойную, кабинетную работу, столкнувшись с необходимостью срочно выполнить большой объем следственных действий, особенно если это сопряжено с необходимостью преодолевать препятствия, могут опустить руки и не справиться с делом не потому, как было написано в "Следственной практике", "что для этого нужно какое-то особое искусство, а лишь из-за особенностей своего характера".
После этого я, помнится, долго козыряла этими самыми "особенностями характера" и шефу, когда он требовал дело в срок, объясняла, потрясая "Следственной практикой", что я не из-за несобранности не могу сдать обвиниловку вовремя, а исключительно из-за того, что меня мама родила с определенным типом темперамента.
Шеф грязно ругался на "психологов недоделанных" и убедительно доказывал мне, что если не ждать прихода вдохновения, глядя в окно, а просто сесть за машинку, открыть дело и начать печатать большими буквами заветные слова "обвинительное заключение", то дальше само пойдет.
И только я пришла к выводу, что я спринтер, а не стайер и что против природы не попрешь, как все-таки решила воспользоваться советом шефа. Села за машинку, не дожидаясь вдохновения, проклиная свою несчастную судьбу, шефа, бумагу, копирку, и сама не заметила, как пошло-поехало, Горчаков меня за уши от обвинительного оттаскивал, когда уже совсем стемнело.
А сегодня, по дороге за сыном в школу, сдавленная со всех сторон в гулком метро, где народ в это время идет густо и бездумно, как рыба на нерест, я вспоминала русского юриста Муравьева, который примерно сто лет назад классифицировал следователей более красочно и ярко, чем наши современники.
Были, по его мнению, следователи-художники: всегда талантливые, они могли одерживать блестящие победы, поражая верностью чутья и меткой проницательностью, но зато могли впадать и в самые прискорбные ошибки, следуя к неверной цели. Мало пригодные для рядовых повседневных дел, писал Муравьев в условиях царского самодержавия, такие следователи обычно сосредоточиваются на выдающихся загадочных преступлениях, вдохновенно исполняя свои обязанности по "любимым" делам. Мы с Горчаковым, обсудив муравьевскую классификацию, кажется, оба тайком причислили себя именно к этому завидному типу, но ни один из нас другому в том не признался. А проблемы следовательские за столетие ничуть не изменились: на одно "любимое" дело - десять рядовых да повседневных.
Такой же тип следователя по призванию, но со знаком "минус" Муравьев называл следователем-инквизитором, - также увлекающимся, но стремящимся к цели неправильными путями, с ярко выраженным обвинительным уклоном. При этом благая законная цель оправдывала у него не всегда допустимые средства. Не дай мне Бог когда-нибудь впасть в такую апологию Макиавелли...
Более грубый тип следователя, по классификации Муравьева, следователь-сыщик, который, не брезгуя личным вмешательством в розыскную деятельность, идет по пути, несовместимому с его процессуальным положением. Ходил, ходил Игорек Денщиков по такому пути, пока еще дела расследовал, а не "вопросы решал"...
Зеркальное его отображение - следователь-формалист, ставящий себе задачу лишь облекать в соответствующую форму то, что само попало в сферу расследования. Поступки его "столь же формально правильны, сколь и бесплодны для раскрытия преступления". Вот на это почетное звание претендовали процентов сорок наших коллег; и как бы там ни язвил в адрес следователей-формалистов дореволюционный юрист Муравьев, именно такой стиль поведения обеспечивал им регулярные поощрения к праздникам, доброе имя на слуху у руководства и - особо бесплодным для раскрытия преступлений - значки "Почетного работника прокуратуры" и "Заслуженного юриста", титул, который охальник Горчаков непочтительно именует "Заслуженный артист юстиции".
Была еще на нашей памяти пара-тройка зубров, обреченных вымереть, - таких людей юрфаки больше не выпускали, - которых по этой классификации причислили бы к следователям-судьям, - действующим в меру, вовремя, "с соблюдением коренных начал уголовного судопроизводства, при неуклонном стремлении чистыми путями к обдуманной и верной цели"; и не хочется думать о том, что на этих некогда чистых путях все загажено до такой степени, что и шагу не ступишь, не вляпавшись в кучу дерьма.
Слава Богу, что эти зубры уже там не бродят: кто по причине того, что уже отошел в иной мир, кто доживает свой век на пенсии в глубокой тоске, потому что не умеет быть пенсионером.
Так, обдумывая судьбы российского следствия, я и не заметила, как добралась до школы, возле которой носилось новое поколение, кидаясь портфелями и демонстрируя луженые глотки, знание ненормативной лексики и полное отсутствие хороших манер.
Уворачиваясь от летающих мешков со сменной обувью, я проникла в школьный вестибюль и через несколько минут наблюдала, как к гардеробу выползают второклашки, изнуренные семью уроками и запрокинутые тяжеленными ранцами. Вот и мой ушастик устало щурится, выискивая меня глазами.
Скинув к моим ногам ранец, отчего сам он тут же качнулся вперед, с трудом удержавшись в вертикальном положении, сыночек порадовал меня сообщением о том, что завтра надо сдать сорок рублей на планетарий, восемнадцать на театр и десять на охрану. Вот знамение времени - в школе теперь блюдет учебный процесс молодой человек с карточкой сотрудника охранной службы на лацкане пиджака. Я мысленно посочувствовала парню, когда засекла на первый взгляд беспорядочное, а в действительности очень продуманное движение вокруг него табунков старшеклассниц, одетых так, как следователю прокуратуры и не снилось, а бюст и ноги такие мне и вовек не отрастить. Я поймала себя на том, что брюзгливо думаю: да, не внушили этим девочкам, что главное украшение женщины скромность, похоже, что они и слова-то такого не знают.