Прошло довольно много времени, но Алекса не было. Накрыв все приготовленное скатеркой, решил вернуться в концертный зал и уже около гостевых домиков его встретили парни и сказали, что все перебрались в столовую и его там давно ждут.
Костик вошел в зал как раз к началу выступления Алекса. Идти по залу в темноте он не захотел и решил посмотреть от двери. На стенах проецировалось лицо Алекса и, глянув в его глаза, сердце Кости сжалось. Столько тоски и душевной боли было в них, что, казалось, в ней можно утонуть, и непонятно, как этот на вид хрупкий паренек может переносить эту боль. Он смотрел и понимал, что сейчас Алекс поет о своем, наболевшем, что спрятано ото всех, закрыто и заперто в самых потаенных уголках души. И вот оно вырвалось. Окатило зал ледяной водой, заставив всех замереть, вслушаться. Он был просто поражен глубиной чувств. К кому бы он их не испытывал, это было настоящим.
***
Алекс замолчал. Музыка стихла. Но никто не решался ни аплодировать, ни произнести хоть слово. Только спустя пару минут встал Сер Бруно, встряхнул головой и подошел к Алексу. В зале загорелся свет, и на доли секунды юноша увидел около дверей Костика, который, как и все, был в легком шоке.
- Вы, молодой человек, подкидываете один шедевр за другим. Великолепные слова и исполнение. Я убежден, что имя Алекса Залесского мы еще неоднократно услышим. Спасибо от всего сердца.
Обняв Алекса, он поцеловал его по-отцовски в лоб и горячо зааплодировал. Зал утонул вновь в овациях. А Алекс подошел к двери, пригласил Костика за свой столик и, ничего ему не сказав, тоже поднял бокал за какой-то тост.
Вечер прошел великолепно. С приходом Костика Алекс преобразился. Лучезарная улыбка не сходила с его лица. Оживленная беседа и коктейль сделали свое дело, и через час они уже пели дуэтом с солистами школ разные песни. Потом еще были и танцы. Закончилось это веселье примерно под утро. Алекс набрался коктейлей по полной и к утру еле стоял на ногах. Костик, придерживая друга, отвел его в комнату к кроватке, на которую рухнул чуть ли не с разгона. Костик снял с него вещи, аккуратно накрыл одеялом, ласково потрепал по волосам и тихо проговорил:
- Спи... чудо.
Потом внимательно посмотрев на засыпающего друга, поправил одеяло и, на мгновение задержавшись, пошел к себе. Всю дорогу музыка и выражение лица Алекса не выходили у него головы. Такую гамму чувств он еще не видел, но его напугало другое - то, что он ощущал при этом. В какое-то мгновение ему захотелось обнять его, прижать к себе, защитить от всего, сердце просто колотилось и было готово выпрыгнуть из груди. Подойдя к своему домику, он присел на лавочку, посмотрел на руки, которые вновь предательски задрожали, как тогда, в зале. Встряхнув головой, пошел умылся, разделся у себе в комнате и лег. Сон не приходил. Вновь и вновь перед его глазами стояло лицо Алекса со слезами на глазах и такой глубокой тоской и мукой, что сердце просто разрывалось на части. Уехать?
- Всевышний, что мне делать? - понимая, что ему никто не ответит, продолжал больше для себя, чем для кого-то: - Что он обо мне подумает? Он сразу пошлет меня подальше с моей любовь. Какой там, уехать? Мне плохо без него. Но кому он пел? Может, это из его памяти? Твою ж мать!
Костя сел на кровати и, обхватив голову руками, проговорил:
- Все как раньше. Ни слова, ни намека. Кому же эта песня посвящалась? Только бы он не понял, только бы не понял. Втюрился по уши. Идиот.
С этой мыслью он и заснул.
* Адажио Альбинони
Глава 6
Утро было еще ранним, когда Хиноу разбудили и попросили прибыть в покои Сера Бруно. Наспех приведя себя в порядок, он направился в гостевой комплекс, где располагались комнаты посетителей, гадая, что заставило монаршую особу подняться в столь ранний час после вчерашнего банкета. Хиноу рассчитывал встретиться с ним не раньше обеда. Подойдя к двери и постучав, мэтр вошел в просторный кабинет и удивился, увидев тут своего преподавателя, мэтра Шерханова, который стоял и раболепно улыбался сидящему за столом Бруно. Склонив голову в приветствии, Хиноу гневно посмотрел на мэтра.
Сер Бруно так же кивком головы ответил Хиноу и жестом предложил тому присесть в кресло. Обращаясь к Шерханову, сказал:
- Я думаю, что достопочтенному архимагу и руководителю данной школы, господину Хиноу, будет тоже интересно послушать. Я считаю, вначале к нему вы должны были обратиться. Но, коль все получилось так, а не иначе, повторите для мэтра все, что вы мне рассказали, и потом будем вместе думать.
Все это Бруно произнес на одном дыхании. Шерханов так же и стоял посередине кабинета с видом провинившегося ученика. Но вот, очевидно, что-то для себя решив, начал робко говорить: