Поддержанный союзными представителями в Ставке, некоторыми главнокомандующими фронтов, Общеармейским комитетом в Ставке, он решил не подчиняться приказу о снятии его с поста Главковерха. В обращении к солдатам он призывал их не поддаваться «обольщению» большевиками, Советом Народных Комиссаров, поскольку таковой не является «полномочным правительством», «общепризнанной законной властью». Это был первый шаг, который сделал Духонин по пути к своей гибели, первый, но еще не окончательный..,
11 ноября новый Верховный главнокомандующий Н. Крыленко с отрядом красногвардейцев и матросов численностью примерно в 50 человек прибыл на Северный фронт. В Двинске им был отдан приказ по армии и флоту, который за неподчинение отстранил от занимаемых должностей главнокомандующего Северным фронтом генерала Черемисова, и. о. комиссара фронта В. Шубина и командующего 5-й армией генерала В. Болдырева. Особым пунктом «за упорное противодействие исполнению приказа о смещении и преступные действия, ведущие к новому взрыву гражданской войны», приказ объявлял Духонина врагом народа. Суровое слово было произнесено.
Между тем 13 ноября в полосе действий 19-го корпуса Западного фронта три советских парламентера — поручик В. Шнеур, член комитета 5-й армии; военный врач
А. Сагалович и вольноопределяющийся Г. Мерен в сопровождении трубача и с развевающимся белым флагом двинулись к германским окопам. У них имелись официальные полномочия наркома по военным делам и Главковерха на ведение переговоров об установлении перемирия на всем Восточном фронте. С замиранием сердца ожидался ответ: пойдут немцы на переговоры или нет? Казалось, время остановилось...
Парламентеры вернулись примерно через сутки: немцы соглашались на переговоры, предлагая начать их 19 ноября в Ставке своего верховного командования — Брест-Литовске. Главковерх Крыленко тут же издал приказ о прекращении огня. Разрешались только ответные боевые действия. «Всякого, кто будет скрывать или противодействовать распространению этого приказа,— оповещал Крыленко,— предаю революционному суду местных полковых комитетов вне обычных формальностей». Жесткость приказа была понятной: слишком высокая цена была заплачена за возможность долгожданного мира и слишком много зависело от его достижения.
17 ноября революционные войска под командованием Крыленко двинулись к Могилеву. В составе их находились сводный отряд балтийцев под командованием мичмана С. Павлова, часть Литовского полка под командованием В. Сахарова и разведывательный отряд во главе с С. Кудинским. Концентрация столь крупных сил не была лишь результатом перестраховки. В Ставке имелись воинские части, которые вполне могли организовать ее оборону. Прежде всего это были несколько ударных батальонов численностью примерно до 2,5 тыс. Командовавшие ими подполковник В. Манакин и полковник
В. Бахтин заявляли, что «готовы защищать Ставку до последней капли крови». Однако подобные воинственные настроения не находили общей поддержки. Сам Духонин был в смятенном состоянии. Уже известный нам член Чрезвычайной следственной комиссии по делу Корнилова, побывавший в эти дни в Ставке, полковник II.г Украинцев в своих воспоминаниях нарисовал довольно яркую сценку. В кабинете у Духонина он застал командира Польского корпуса генерала И. Довбор-Мусницкцш, который убеждал его ни в коем случае не сдавать Став-ки, ибо его долг сохранить и отстоять «идею» при любых обстоятельствах и в любом месте, хотя бы «в чистом иоле». Высоким, взволнованным голосом, непрерывно двигаясь по кабинету, Духонин отвечал, что «это все теория», а на практике из всего этого «выйдет ерунда».
В конце концов в ночь с 18 на 19 ноября на совещании решено было эвакуировать Ставку в Киев: таков был совет «заключенного» в Быхове генерала Луком-ского, поддерживавшего тесную связь с Духониным. По некоторым данным, переговоры об этом велись и с военным министром Центральной украинской рады С. Петлюрой. Ранним утром 19-го уже началась погрузка документов, по почти сразу же она была остановлена. Примерно в то же время, когда в Ставке шло совещание, принявшее решение об отъезде в Киев, бурное заседание происходило и в Могилевском Совете. Обсуждался вопрос о признании Советской власти. Большевистская фракция, поддержанная левыми эсерами, постановила создать из представителей партий, разделяющих платформу Октябрьской революции, Военно-революционный комитет и передать ему всю власть в городе. После острых прений исполком Совета утвердил это постановление. Наутро 19 ноября ВРК объявил себя высшей властью в Могилеве, установил контроль над Ставкой и постановил подвергнуть Духонина, «комиссарверха» В. Станкевича и заместителя Главковерха по гражданской части В. Вырубова домашнему аресту. Это и сорвало уже начавшуюся эвакуацию Ставки в Киев. Солдаты Георгиевского батальона остановили погрузку.
Но, но всей вероятности, незадолго до всех этих событий Духонин совершил шаг, ставший для него роковым. Он распорядился, чтобы сосредоточенные в Могилеве ударные батальоны срочно покинули город и уходили на юг, по последующему признанию подполковника Мананина, на Дон. И они ушли... А ранним утром 19 ноября в «быховской тюрьме» появился начальник оперативного отдела Ставки полковник Г1. Кусонский. Его спешно провели к Корнилову...
* * *
Оборвем здесь наш рассказ и немного вернемся назад, к «быховским узникам», собранным в старом католическом монастыре после провала корниловского мятежа. Как мы уже знаем, они пристально следили за события-По свидетельству Деникина, решено было покинуть Быхов в случае угрозы неминуемого самосуда или окончательного падения власти Временного правительства. Однако с помощью Ставки и Чрезвычайной следственной комиссии, всецело сочувствовавшей корниловцам, под разными предлогами удалось «наладить» постепенное освобождение «узников» уже в октябре. Как уже отмечалось, ко времени Октябрьского вооруженного восстания в Быхове находилась лишь половина «заключенных». Затем стали освобождаться и другие. Шабловский, однако, никак не решался на «легальное» освобождение пяти «высших генералов»: Корнилова, Деникина, Лукомского, Романовского и Маркова. Но они готовились. Все поступавшие на их имя суммы переводились в Новочеркасск, куда пробрался освобожденный каким-то образом В. Завойко и где он, по свидетельству Деникина, создал «единую центральную кассу». Из Новочеркасска Завойко писал Корнилову: «Помните, что стихия за Вами, ничего, ради бога, не предпринимайте, сторонитесь всех; Вас выдвинет стихия. Вам не надо друзей, ибо в должный момент все будут Вашими друзьями... За Вами придут...»
Это письмо в какой-то мере проливает свет на подлинные причины задержки Корнилова и других «высших генералов» в Быхове: «апархическому плоду», в «спасительность» которого так верили многие корниловцы, хотели дать полностью созреть...
Наступил, однако, момент, когда становилось все яснее, что дальнейшее промедление может стать роковым. «Быховские сидельцы» решили действовать. Уже известный нам Н. Украинцев позднее рассказал о том, как это было. Чрезвычайная комиссия, после Октября продолжавшая свою работу больше по инерции, находилась в здании Адмиралтейства. Вскоре после Октября к Украинцеву зашел другой член комиссии, Раупах, и сообщил, что, так как Шабловский уехал в Ригу, вечером он приведет к замещавшему его Украинцеву некоего «гостя из Быхова». Действительно, вечером Раупах явился в сопровождении какого-то человека в потертой солдатской шинели без погон. «Солдат» отрекомендовался капитаном Чунихиным. В Петроград он пробрался с фальшивым удостоверением по поручению Корнилова. Поручение заключалось в том, чтобы склонить комиссию к освобождению всех оставшихся «быховцев» — «больных и старых», поскольку не исключена возможность, что «высшим генералам» и некоторым офицерам придется освобождаться «силой» и тогда «больные и старые» будут помехой.