Ни дневниковые записи Государя, ни свидетельства тех, кто находился рядом с ним в эти дни или вел переговоры по телеграфу, не содержат фактов принуждения или какого бы то ни было давления (фраза о «пяти револьверах, приставленных к виску» Николая II принадлежала, как известно, Л. Д. Троцкому). «Уместно самым категорическим образом отвергнуть и опровергнуть все слухи о том, что командированными лицами производились какие-то насильственные действия, произносились угрозы, с целью побуждения Императора Николая II к отречению», – вспоминал председатель IV Государственной Думы М. В. Родзянко. Эта же позиция заявлялась киевским отделением монархического «Правого Центра», 18 мая 1918 г. отметившего: «Акт об отречении, написанный в высшей степени богоугодными и патриотическими словами, всенародно устанавливает полное и добровольное отречение». «Объявлять, что это отречение лично исторгнуто насилием, было бы в высшей степени оскорбительно прежде всего к особе Монарха, кроме того, совершенно не соответствует действительности, ибо Государь отрекался под давлением обстоятельств, но тем не менее совершенно добровольно».
Примечательна и оценка известных «телеграмм командующих фронтами» (повлиявших на решение Государя) в воспоминаниях генерал-квартирмейстера Штаба Верховного Главнокомандующего Ю.Н. Данилова (очевидца отречения): «И Временным Комитетом Членов Государственной Думы, Ставкой и Главнокомандующими фронтами вопрос об отречении… трактовался во имя сохранения России и доведения ею войны до конца, не в качестве насильственного акта или какого-либо революционного «действа», а с точки зрения вполне лояльного совета или ходатайства, окончательное (!) решение по которому должно было исходить от самого Императора. Таким образом, нельзя упрекать этих лиц, как это делают некоторые партийные деятели, в какой-либо измене или предательстве. Они только честно и откровенно выразили свое мнение, что актом добровольного отречения Императора Николая II от Престола могло быть, по их мнению, обеспечено достижение военного успеха и дальнейшее развитие русской государственности.
Если они ошиблись, то в этом едва ли их вина…» (12).
Конечно, следуя конспирологической логике «заговора» против Николая II (в задачу монографии не входит рассмотрение и оценка действий высших военных и гражданских чинов, а также депутатов Государственной Думы и министров в дни Февральской революции в Петрограде), можно предположить, что насилие все же могло быть применено к Государю в случае его категорического отказа от отречения (13). Но добровольное решение Николая Александровича отречься от Престола исключило возможность принуждения.
«Утром пришел Рузский и прочел длиннейший разговор по аппарату с Родзянкой. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, т. к. с ним борется соц. – дем. партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев всем Главнокомандующим. К 2,5 часа пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился…»
«Нет той жертвы, которой я не принес бы во имя действительного блага и для спасения России» – эти слова дневниковых записей Государя и его телеграмм от 2 марта 1917 г. лучше всего объясняли его отношение к принятому решению.
Таким образом, акт отречения следует признать выражением свободной воли Государя. Напомним еще раз текст великого и трагического акта: «… В эти решительные дни в жизни России почли МЫ долгом совести облегчить народу НАШЕМУ тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и в согласии с Государственною Думою признали МЫ за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с СЕБЯ Верховную власть. Не желая расстаться с любимым Сыном НАШИМ, МЫ передаем наследие НАШЕ Брату НАШЕМУ Великому Князю МИХАИЛУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ и благословляем ЕГО на вступление на Престол Государства Российского. Заповедуем Брату НАШЕМУ править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу. Во имя горячо любимой родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего долга перед ним, повиновением Царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь ЕМУ, – вместе с представителями народа, вывести Государство Российское на путь победы, благоденствия и силы. Да поможет Господь Бог России…»