Перемены на фронтах и во внешней политике не могли не вызвать изменений и в политическом курсе. С одной стороны, белыми правительствами, как и в 1918–1919 гг., продолжался поиск оптимального варианта государственного устройства, приемлемого и для «победы над большевизмом», и для эффективного управления на контролируемой территории. В конце 1919 г. поражения еще характеризовались как «временные», ожидался, в обозримом будущем, поворот «военного счастья» в сторону белых армий. Виновниками «временных» неудач объявлялись отдельные чиновники, военачальники, представители «общественности», недостаточно помогавшие фронту, корыстные «деловые круги» – символы «гнилого, обывательского тыла» (по образному выражению поэтессы М. Колосовой). Для преодоления подобных недостатков считались достаточными «кадровые перестановки», перемены в составе управлений и министерств, военного командования. Сторонники данного курса были убеждены, что сложившиеся в 1919 г. политические структуры должны остаться прежними, нужно лишь усилить диктатуру, расширить полномочия исполнительной власти.
Однако, с другой стороны, все заметнее становилась позиция тех, кто призывал к исправлению изъянов самих управленческих моделей белых правительств, основанных на принципе безусловного приоритета единоличной власти. Ограничиваться кадровыми решениями считалось недостаточным, более оптимальным казался вариант расширения представительной основы управления. Данная тенденция стала преобладающей на всех фронтах Белого движения как возможная альтернатива диктаторской модели, основанной на бюрократическом принципе назначения и подчинения. Структуры, в работе которых участвовали выборные или делегированные депутаты – представители определенных социальных, профессиональных или политических групп, признавались более устойчивыми и работоспособными и, главное, более демократичными, «близкими к нуждам населения» по сравнению с совещательно-распорядительными структурами исполнительной власти. Популярным стало утверждение о необходимости отказа от формы организации власти на принципах «Положения о полевом управлении войск», о необходимости расширения полномочий гражданской власти, ее независимости от «засилья военных».
Эволюция политических структур Белого движения в конце 1919 – начале 1920 г. сопровождалась также переменами и в разрешении основных вопросов аграрно-крестьянской, национальной, внешней политики. Это выразилось, в частности, в отказе от принципа «непредрешения» основных политических вопросов до «окончательной победы над большевизмом и созыва Национального Учредительного Собрания». Осознание невозможности скорых военных побед белых армий, важности расширения «базы поддержки» Белого движения составило основу т. н. «нового курса» в деятельности белых правительств, образовавшихся в 1920–1922 гг.
Тем не менее принципиальные положения политических программ не менялись. Не подвергалась сомнению необходимость продолжения вооруженной борьбы с советской властью, однако тактика противоборства становилась иной. Потеря территории, ограниченность военных и людских ресурсов для продолжения борьбы изменили подход к проблемам формирования власти. Для белых правительств, оказавшихся на «окраинах» бывшей Империи, гораздо актуальнее становились проблемы «выживания», а не ожидания скорой победы. Этот последний этап государственного строительства в Белом движении (1920–1922 гг.) – предмет отдельного рассмотрения, но истоки его заключались в переходном периоде – времени, связанном с повсеместными военными поражениями и отступлением белых армий конца 1919 – начала 1920 г. Ранее всего перемены начались в Сибири.
Глава 2
Эволюция политического курса и идеологических установок Российского правительства в сентябре – октябре 1919 г. Проекты создания представительной власти, Земского Собора в планах оппозиции.
Последний номер «Правительственного Вестника», вышедший в Омске накануне его оставления белыми армиями (№ 278 от 9 ноября 1919 г.)., был почти полностью посвящен Государственному Земскому Совещанию (далее ГЗС), «Положение» о созыве которого публиковалось на страницах газеты. Для Сибири подобное внимание к созданию такого суррогата представительной модели управления было вполне объяснимо. Еще с весны 1919 г. в различных политических группах говорилось о важности «представительной демократии». Но помимо ГЗС в белой Сибири в качестве основы «демократизации» были признаны структуры земско-городского самоуправления, несмотря на сравнительную «молодость» существования сибирского земства, введенного в 1917 г.