– Обещаю, дедушка!
– …Что бы ни случилось – не смей возненавидеть Россию. Не она, не русский народ – виновники всеобщих страданий. Не в нем, не в народе лежит причина всех несчастий. И змена была. Крамола была. Не достаточно любили свою родину те, кто первыми должны были ее любить и защищать. Сверху все это началось, Николай. От тех, кто стоял между престолом и ширью народной…
…Россия была и будет. Может быть, не та, не в боярском на ряде, а в сермяге и лаптях, но она не умрет. Можно уничтожить миллионы людей, но им на смену народятся новые. Народ не вымрет. Все переменится, когда придут сроки. Не вечно же будет жить Сталин и сталины. Умрут они, и настанут многие перемены.
…Воскресе ние России будет совершаться постепенно. Не сразу. Такое громадное тело не может сразу выздороветь. Жаль, что я не доживу… Помнишь наши встречи с солдатами в Юденбурге? Хорошие ребята. Ни в чем я их винить не могу, а они-то и есть – Россия, Николай!
…А теперь давай прощаться, внук… Жаль мне, что мне нечем тебя благословить. Ни креста, ни иконки. Все забрали. Дай, я тебя перекрещу, во имя Господне. Да сохранит Он тебя…
Дед крепко сложил пальцы и, сильно прижимая их к моему лбу, груди, правому и левом у плечу, осенил крестным знамением.
Я чувствовал, как комок рыданий подкатывает к горлу. Слезы остро защипали края век. Мне пришлось до боли сжать зубы, чтобы сдержать себя. Обняв старческое тело, я старался в этом объятии передать все свои мысли и все сво и чувства.
– Прощай, Колюнок! Не поминай лихом! Береги имя Красновых. Не давай его в обиду. Имя это не большое, не богатое, но ко многому обязывающее… Прощай!»
После бани с кителя генерала исчезли погоны и орден Святого Георгия IV-й степени.
16 января 1947 года в Москве на скамье подсудимых сидели шестеро генералов: эмигранты П. Н. Краснов, А. Г. Шкуро, С. Н. Краснов и Султан Келеч-Гирей, советский гражданин Т. И. Доманов и германский подданный Г. фон Паннвиц. Суда по существу не было. Разрешение на его закрытое проведение, осуждение к смертной казни и приведение приговора в исполнение было запрошено министром госбезопасности Абакумовым у И. В. Сталина заранее. «Вождь» наложил резолюцию: «Согласен».
А. В. Марыняк
Генерал-майор М. Г. Дроздовский
Мысль о том, что большинство Белых военачальников стало широко известными лишь с началом Гражданской войны, где в полной мере смогли проявиться их личностные качества, как нельзя более справедлива в отношении генерал-майора М. Г. Дроздовского. Его биографию дореволюционного периода, путь доблестного, но в общем типичного офицера – озарил, затмил и обессмертил последний год жизни и первый год дела, которому эта жизнь была отдана.
Михаил Гордеевич Дроздовский родился 7 октября 1881 года в Киеве в военной семье. Его отец, генерал-майор Гордей Иванович Дроздовский, был участником Крымской войны 1853–1856 годов, прошел пекло Севастопольской обороны. Мать умерла очень рано, и Михаил ее почти не помнил; его воспитанием самоотверженно занималась сестра Юлия, бывшая на 15 лет старше. Мальчик рос избалованным, хотя отсутствие материнской ласки сделало его замкнутым, скрытным и диковатым. Он часто избегал игр со сверстниками, предпочитая общество денщиков отца, жадно слушая их незатейливые воспоминания о сражениях, полковых и деревенских буднях. В детстве и юности Михаил проявлял заметные способности к рисованию, полюбил стихи, особенно о войнах, много их знал наизусть и с увлечением декламировал сестрам.
С раннего детства мальчик с увлечением слушал и отцовские рассказы из боевого прошлого и военной истории. Развиваясь, черты его характера – впечатлительность, любознательность, энергичность, самостоятельность – переплетались с преклонением перед Русской Армией, силой ее духа и оружия, и Российской Империей в целом. Естественно, когда подошла пора учения, отец и сын были единодушны в избрании для Михаила военной карьеры. Сыграл здесь свою роль и высокий престиж Армии в эпоху Императора Александра III.
В 1892 году Михаил Дроздовский поступил в Полоцкий кадетский корпус, из которого вскоре перевелся в Киевский Владимирский. По воспоминаниям однокашников, он демонстрировал «выдающиеся способности наряду с необыкновенной ленью, своенравием и изобретательностью шалостей». Рефреном кадетских лет звучал постоянный окрик офицера-воспитателя Гааса: «Дроздовский, под арест!» Одновременно все отмечали его мужество и щепетильную честность: он прямо, не колеблясь, сознавался в провинностях, не страшился наказания и никогда не прятался за спины других. Поэтому, несмотря на вспыльчивость, горячность и порой резкую откровенность, Михаил пользовался уважением и доверием товарищей по классу. Любовь ко всему военному постепенно, с большим трудом, но обуздывала мальчика, в науках же он преуспевал.