Что же касается самого Гайды, то он, в отличие от своих соотечественников, был настроен на решительную и непримиримую борьбу с красными до конца. Дело было не только в том, что, овеянный громкой славой «Освободителя Сибири», генерал рвался подтвердить свою репутацию новыми победами. Гайда вообще всё больше ощущал свою общность с Россией, верил, что ему суждено будет сыграть важнейшую роль в её освобождении от красного ига. Его амбиции в этом смысле были очень велики, ему явно была уже слишком тесна роль одного из чешских генералов, он всё более мыслил и действовал как русский Белый военачальник.
Поэтому неудивительно, что значительную роль довелось сыграть Гайде в заговоре, 18 ноября 1918 года приведшем к Верховной власти адмирала Колчака. В начале ноября к Гайде в Екатеринбург из Омска приехал Генерального Штаба полковник Д. А. Лебедев и в откровенной беседе задал вопрос, как отнёсся бы тот к установлению единоличной твёрдой власти. При этом в качестве возможных кандидатов были названы фамилии генералов Болдырева, Иванова-Ринова, Дутова, Дитерихса, а также Атамана Семёнова и адмирала Колчака. По словам Гайды, он сразу назвал фамилию Колчака как наиболее приемлемого из всех. Одновременно он изложил своё политическое кредо, что «только диктатура может спасти страну, но диктатура временная, пока неприятель не будет окончательно разбит». Диктатор же должен быть человеком популярным, широких, достаточно либеральных взглядов, чтобы он мог сплотить вокруг себя нацию и железной рукой проводить среднюю, демократическую линию, не давая перевеса реставраторским кругам. Именно эти идеи и были выдвинуты затем во время переворота 18 ноября. Генерал Гайда, наверное, в мечтах представлял на посту верховного диктатора и спасителя России именно себя, но был достаточно здравомыслящим человеком, чтобы понимать - его кандидатура не пройдёт; в Колчаке же он видел своего единомышленника и надеялся на самое плодотворное сотрудничество с ним.
Через несколько дней в штаб Гайды с инспекционной поездкой прибыл и сам Колчак, тогда военный министр Всероссийского Правительства. По словам Гайды, они проговорили тогда целую ночь, и Гайда убеждал его принять пост Верховного Правителя, в случае, если тот ему будет предложен. Похоже, именно этот разговор окончательно убедил Колчака принять предлагаемую ему власть как свой великий Крест, как предназначение его жизни.
Со своей стороны Гайда заявил, что он не будет принимать непосредственного участия в перевороте, а впоследствии в воспоминаниях так излагал свою тогдашнюю позицию: «Я чехословацкий генерал, - сказал я. - И потому я не имею права вмешиваться во внутренние дела страны, но что касается подчинённых мне русских войск, то обещаю вам, что вся моя армия останется нейтральной... Я в её пределах не допущу вести агитацию ни за диктатуру, ни против. Моя поддержка будет заключаться в том, что я не буду препятствовать офицерам и солдатам признать вас диктатором...»
Именно такая позиция доброжелательного нейтралитета на фронте была необходима для свершения переворота. В этом отношении обещание Гайды стоило очень дорого, и Колчак, придя к власти, сполна расплатился за это.
Дело в том, что положение самого Гайды в этот момент было весьма шатким. Его наступательный агрессивный настрой шёл совершенно вразрез с тенденциями командного и рядового состава чешского корпуса. В это же время политическое руководство из Отделения ЧСНС в России вновь прибирало к рукам власть в корпусе, активно используя распространявшиеся среди легионеров упадочнические настроения. И мятежный Гайда в этом отношении был для политиков из «Отбочки», как кость в горле.
Особенно же активизировались все интриги в конце ноября, когда пришли известия о том, что мировая война закончилась и Чехословакия получила долгожданную независимость. В Сибирь прибыл военный министр новой Чехо-Словацкой Республики генерал М. Штефанек. 5 декабря он приехал в Челябинск, и среди многих организационных вопросов, немедленно вставших перед министром, был и вопрос о Гайде. Стало ясно, что конфликт зашёл уже слишком далеко и места для Гайды среди командования корпуса больше нет. И Штефанек, под давлением политического руководства корпуса, решил убрать Гайду из Сибири, предложив ему «почётную командировку» в Париж, - а это Гайду совершенно не устраивало.