После окончания первой мировой войны союзники перешли к поддержке белых скорее всего с тем, чтобы отвлечь большевиков от слабых вновь народившихся окраинных государств и, тем самым, дать им время укрепиться. Американский историк Уэствуд в этой связи полагает, что западные правительства неохотно оказывали материальную помощь белым прежде всего в силу того обстоятельства, что они отказались признать вновь образовавшиеся государства на окраинах бывшей царской империи{98}.
Нельзя сбрасывать со счетов значения и того факта, что советское правительство 27 августа 1918 г. подписало с Германией так называемый Дополнительный договор. Суть вопроса заключалась не столько в новых территориальных уступках или финансовых потерях для Советской России, сколько в содержавшихся в секретных пунктах данного соглашения обязательствах большевиков о совместных с Германией военных действиях Красной Армии против войск Антанты на мурманском и бакинском направлениях{99}. Таким образом, отныне Россия могла рассматриваться Антантой как союзник Германии со всеми вытекающими отсюда последствиями в случае победы. Поэтому объективно после 11 ноября 1918 г. державы победительницы не были заинтересованы в поддержке сильного национального движения в России, предпочтя применить к ней тот же подход, как и к Австро-Венгрии.
Раздел России был представлен как создание некоего "санитарного кордона" вокруг Советской России. Как только эта задача была выполнена, так тут же финансовая и материальная поддержка белых армий совершенно прекратилась.
Не отличалась постоянством позиция другого крупного противобольшевистского отряда - казачества. В начальный период гражданской войны, несмотря на все усилия своих вождей, оно предпочитало держать нейтралитет. Попытка наиболее ярких противников большевизма: А.М.Каледина на Дону и А.И.Дутова в Оренбуржье - поднять казачество на борьбу за свои вековые "вольности" потерпела провал именно в силу нежелания казаков участвовать в гражданской войне{100}.
Впоследствии главная задача - сохранить автономное управление. С этой целью с лета 1918 г. верхи донского казачества начали продвигать идею так называемого Доно-Кавказского союза - государственного образования, альтернативного Советской России и командованию Добровольческой армии{101}.
По мысли донцов, на первом этапе атаманы Донского, Кубанского, Терского и Астраханского казачьих войск, а также председатель Союза горцев Северного Кавказа должны были провозгласить Доно-Кавказский союз суверенным федеративным государством. Особый интерес представляет содержавшееся в проекте положение, которое иначе как стремлением казачества дистанцироваться от общенационального движения против "германо-большевистской" тирании, назвать трудно. "Доно-Кавказский союз,говорилось в 12 пункте подготовленного правительством атамана П.Н.Краснова проекта, - провозглашая себя самостоятельной державой, объявляет, что находится в состоянии нейтралитета и... борется лишь с большевиками, находящимися на его территории"{102}. (подчеркнуто мною В.С.).
Неудивительно, что в одном из докладов руководству белым движением на Юге России о политическом состоянии Дона, Кубани и Добровольческой армии за период с 26 ноября по 13 декабря 1918 г. содержалась нелицеприятная оценка "программы Краснова" как попытки вырвать почву из-под ног Добровольческой армии, "поставив ее командование на второй план, как в политическом, так и военном отношении"{103}.
Испытав в зимне-весенние месяцы 1919 г. политику "расказачивания" со стороны большевистской власти, донское казачество впоследствии стало одним из самых активных участников гражданской войны, выступая в качестве союзника белого движения. Однако этого нельзя сказать о других казачьих образованиях. Верхи кубанского казачества стали достойными продолжателями сепаратной политики донского атамана П.Н.Краснова.
Именно с их подачи все лето 1919 г. шли напряженные дискуссии об образовании южнорусской власти, в которой Деникину и его правительству с самого начала отводилась второстепенная роль. Не признавая всероссийского значения Особого совещания председатель кубанского правительства П.И.Кургановский заявил 16 мая 1919 г. на страницах "Вольной Кубани", что насущной задачей, выдвигавшейся в порядок дня, становилось "образование союза между государственными образованиями... Дона, Кубани и Терека" с тем, чтобы путем "федерирования снизу приступить к воссозданию России"{104}.
И хотя Деникин вскоре пошел на значительные уступки, практически полностью передавая будущему Совету министров исполнительные функции и оставляя за собой лишь руководство объединенными вооруженными силами, тем не менее кубанцы продолжали всячески затягивать переговоры, в то же время, как свидетельствуют сводки, отложившиеся в фонде политической канцелярии Особого совещания, агитируя по станицам против добровольцев{105}.
На последнем этапе борьбы зимой 1920 г. такая политика верхов кубанского казачества сыграла роковую роль. В решающий момент развернувшихся боевых действий за обладание Северным Кавказом кубанские войска, незадолго перед тем выделенные в отдельную армию, неожиданно оголили фронт, поддавшись на провокацию эсеров о возможном соглашении с большевиками, и, тем самым, помогли последним поставить точку в судьбе вооруженных сил Юга России к весне 1920 г.{106} Такая позиция казачества не являлась секретом для большевиков. Ленин, выступая перед слушателями Свердловского университета 24 октября 1919 г., при анализе положения на Южном фронте заявил, что белые там главным образом опирались на казаков, которые "боролись за свои привилегии"{107}. Л.Д.Троцкий, в свою очередь, изучая сложившееся военное положение и отстаивая свой план кампании на Южном фронте осенью 1919 г. писал, что "задачи Деникина - наступательные, задачи Донского и Кубанского казачества - оборонительные в пределах их областей"{108}.
Таким образом, не вдаваясь в анализ глубинных причин участия казачества в противобольшевистской борьбе, что является темой отдельного большого исследования, следует отметить, что казачество участвовало в белой борьбе скорее не в силу общенациональной идеи, а стремясь в новых исторических условиях отстоять свое привилегированное положение в государстве, сложившееся исторически и казавшееся незыблемым в силу его заслуг перед Россией. Чтобы привлечь его к борьбе А.И.Деникину не раз приходилось публично заявлять, что он ни при каких условиях не допустит покушения кого бы то ни было на казачьи вольности и внутреннее самоуправление, что казачество в своих внутренних делах полностью автономно{109}.
Что касается другого крупного отряда противников большевиков - армий правительств "Учредительного Собрания", то они создавались под прикрытием союзных войск в период активной подготовки Антанты к воссозданию Восточного фронта на российской территории. На Волге чехословацкого корпуса, на Севере и в Закаспийской области - английских экспедиционных сил. С первых шагов своей деятельности, опираясь на авторитет союзников, они преследовали цель добиться повторного созыва разогнанного большевиками в январе 1918 г. Учредительного собрания.
Борясь под красным флагом, эсеровские армии сохраняли весь пафос революционной борьбы, отгораживаясь как от большевиков, так и от белого движения, которое они рассматривали как реакционное. "Красное знамя, поднятое Комуч в момент восстания, - писал в самарской газете "Вестник Комуч" его председатель Вольский, - является символом борьбы всех угнетенных против угнетателей, восстания народа против большевиков и немцев... Что касается русского национального флага, то его Комитет не рассматривал и полагает его на разрешение Учредительного собрания"{110}.
Как отмечает западный исследователь русской гражданской войны Б.Линкольн, никто не боролся с таким ожесточением с Сибирским временным правительством{*7}, как Комуч{111}. Тезис о том, что его вожди как представители избранного народом Учредительного собрания обладают всей полнотой государственной власти в стране, вступил в явное противоречие с целями более умеренных кругов российского общества. Что касается белого движения, то, по мнению Н.Н.Головина, для них "бороться за Учредительное собрание было равнозначащим борьбе за восстановление власти эсеров". Подобная перспектива, заключал профессор, не могла увлечь за собой главную массу офицерства{112}.
Переворотом адмирала Колчака в Омске 18 ноября 1918 г., свергнувшего власть уфимской Директории, Учредительное собрание 1-го созыва фактически было разогнано во второй раз, но теперь уже белыми. С этого момента истинное лицо таких эсеровских лидеров, как Чернов и К° ярко проявилось в провозглашении ими борьбы совместно с большевиками против белых{113}.
Отсутствие в программах деятельности эсеровских правительств общенациональной идеи стало причиной их внутриполитической изоляции.