— Какой же?
Тодороку усмехнулся:
— По словам Итами, как он ни изощрялся с мадам, она никогда не отдавалась страсти. Просто подчинялась ему, как кукла. При этом сам Итами в итоге начисто выдыхался, на чем все и прекращалось. И так было каждый раз. То есть она выматывала из мужика все силы, а сама при этом совершенно не возбуждалась. Верно он про нее сказал — всем лисам лиса!
Очевидно, для Киндаити Коскэ эта информация была новой, потому что он проявил к ней повышенный интерес:
— Что же, Катагири Цунэко была физиологически фригидна?
— Я и сам прежде всего об этом подумал, но из откровений Итами такого не следует. Он поведал, что отвечать-то она ему в какой-то степени отвечала, но вот до конца с ней дойти у него никак не получалось: она всегда его выматывала раньше. В общем, похоже, что в постели мадам совершенно сознательно себя сдерживала.
— Однако, — Киндаити Коскэ страдальчески отвел взгляд на окно, — возможно ли такое с точки зрения физиологии? Сколько раз Итами с ней встречался, говорите?
— В «Ханаикада» три раза.
— Ну, первый раз — ладно, но ведь потом-то он старался ее завести всякими штучками?
— Разумеется. Набрасывался на нее со всей страстью. И всегда первым же и капитулировал. А она при этом оставалась холодна. Повторялось это каждый раз. Теперь он говорит, что в конце концов совершенно потерял к ней интерес, о чем ничуть не сожалеет.
— Вот это вранье, — вступил в разговор сыщик Симура. — Если уж мужчина запал на женщину, то чем холоднее она его принимает, тем больше он распаляется. Конечно, если они вместе живут и подобное каждую ночь месяцами повторяется, тут уж, конечно, он плюнет и уйдет. Но чтоб после двух-трех раз потерять всякий интерес — как-то это не убедительно.
— Нэдзу показал, что в тот вечер убитая совершенно определенно была в постели с мужчиной, — спокойно напомнил Ямакава. — Им мог быть только Итами. Он занимался с ней любовью, она, как всегда, оставалась холодна, он рассвирепел и убил ее. Как вам такая версия?
— Как говорится, чрезмерная любовь удесятеряет ненависть. Возможно даже, он ее непреднамеренно убил, а потом испугался, что придется отвечать, и сбежал. Господин старший инспектор, Киндаити-сэнсэй, по такой версии все концы сходятся! — Сыщик Симура рвался немедленно арестовать Итами Дайскэ.
Итак, подозрения в адрес Итами неожиданно резко усилились.
Он приходил к ателье в то самое время, когда мадам была убита. Он единственный из причастных к делу, у кого нет алиби.
Итами говорил, что задняя дверь была заперта изнутри. Он начал звать хозяйку, тут свет на втором этаже погас, и он ушел ни с чем. Но никаких подтверждений его словам нет.
Итами не был арестован сразу только по одной причине: всех занимало исчезновение Судо Тацуо.
Но и обнаружив тело пропавшего, вопреки нетерпению сыщика Симуры полиция не стала торопиться с задержанием Итами. У всех оставались сильные сомнения в отношении искренности Нэдзу Гоити.
Чтобы убедиться в правдивости его слов, необходимо было установить даму, приезжавшую к нему десятого вечером. Только ее свидетельства могли подкрепить его показания. И все же несмотря на это Нэдзу упрямо отказывался назвать свою гостью. Вот что заставляло полицию сомневаться в словах Нэдзу, и именно этим объяснялось, почему Итами Дайскэ не арестовывали.
Кто преступник — Итами или Нэдзу?
В таких сомнениях завершился октябрь, и на календаре открылся очередной лист.
В первый же день ноября Итами вызвали для допроса в полицейское управление, но он продолжал стоять на своем и единственное, в чем удалось продвинуться вперед, — это добиться его признания в том, что его отношения с убитой в значительной степени строились на принуждении с его стороны.
В тот день Киндаити Коскэ встречался с сотрудником газеты «Майаса Симбун» Уцуги Синсаку.
Время от времени Киндаити прибегал к услугам этого молодого человека и через него к помощи отдела сбора информации. Взамен Уцуги Синсаку иногда получал от Киндаити великолепные эксклюзивные сведения.
В наше время журналисты уделяют большое внимание своей внешности. Особенно молодые. Уцуги Синсаку было лет тридцать, он семь-восемь лет назад благополучно поступил по конкурсу в редакцию газеты и сейчас уверенно шел в гору. Чистый, ясный взгляд придавал ему юный вид, но в работе ему были свойственны четкость позиции и формулировок.
— Понимаешь, мне надо, чтобы ты, ничего не оформляя официально, исчез из редакции денька на три, а то и больше.
— Понял. Если это по вашему распоряжению, мое начальство только обрадуется такому прогулу. Дело Хинодэ?