— Сабу-тян — это Химэно Сабухиро?
— Ага. Мы в одном доме живем. Он все рассказывал, как Эно здорово повезло, ему главную роль в фильме дали.
— Эномото Кэнсаку?
— Ну да. Такой отличный парень! Говорят, кинозвездой будет. Он одно время с Киёми дружил, а последнее время что-то у них произошло. Не общаются больше.
Тамаки в своей обычной манере перескакивала с одного на другое.
— Стало быть, ты пошла к Сабухиро. А потом что?
— Ах да! Не умею я по порядку рассказывать, из меня прямо все само выскакивает. — Она захихикала. — Ну так вот. Вернулась я домой в половине одиннадцатого. А через полчаса мама пришла. Я как на нее глянула — ага, думаю.
— Что — «ага»?
— Так накрашена-то она была уже совсем по-другому! И брови не так подведены, и помада не так положена. Вот я и сообразила: она ванну приняла, а потом покрасилась так, как Мидзусиме по вкусу. И вообще — раз она там ванну приняла, это ж понятно, что значит!
Тамаки как будто даже рассердилась на непонятливых собеседников. Ни тени смущения не появилось на ее мордашке.
Все трое мужчин невольно переглянулись с каменными лицами. Чтобы девочка такими глазами наблюдала за матерью? Впрочем… В голове Киндаити возникли кое-какие соображения, и он снова взглянул на Тамаки.
Девочка говорит, что из нее все так само и выскакивает. А может, она ловко играет?
Обеспечить с помощью мамы алиби Мидзусимы — значит, если взглянуть с противоположной стороны, обеспечить с помощью Мидзусимы алиби своей маме. Не ловкий ли это маневр, чтобы прикрыть собственную мать?
— Тамаки, — подмигнув Тодороку, заговорил Киндаити. — Если твоя мама вчера до одиннадцати где-то была с Мидзусимой, и, допустим, Катагири-сан была убита до этого часа, то ведь это алиби не только Мидзусимы, но и твоей мамы, так?
— Моей мамы? — вытаращила свои круглые глазищи Тамаки. — Но она никакого отношения к убийству не имеет!
— Ну как же? Они же были соперницами с покойной.
— Да нет, Мидзусима, может, и хотел от хозяйки чего, но она-то с ним и знаться не желала. Просто журналы мод ему одалживала, раз уж он просил. Через меня и передавала.
— Журналы? А вот таких среди них не было? — Тодороку, перемигнувшись с Ямакавой, извлек из-под стола «Фанси Бол».
Тамаки простодушно уставилась на обложку.
— Точно не скажу. Может, и были.
— Но их же через тебя передавали?
— Через меня. Но она такая аккуратная была, всегда их в бумагу завертывала. Ну и Мидзусиме тоже приходилось их так же возвращать, завернутыми. Сейчас-сейчас… — Она быстренько перелистала страницы. — Вообще-то мне кажется, что я этот журнал у него видела. А может, и здесь смотрела.
Значит, Киёми таки видела «Фанси Бол» у художника.
— Тамаки, ты ведь поднималась вчера с Мидзусимой на крышу двадцатого корпуса?
— Да.
— Он расспрашивал, как сегодня будут покрывать крышу варом?
— Точно не помню. Но Сабу-тян всегда говорит, что Мидзусима просто типичный человек искусства.
— В каком смысле?
— Любопытный ужасно. Всегда обо всем расспрашивает, прямо как ребенок. Иногда просто надоедает. А Эномото тоже считает, что эти люди все такие.
— Ну-ну! А что это за история, когда Сабу-тян хотел на озере Катагири-сан сфотографировать, а она рассердилась?
— Мы туда без него поехали. Просто мадам никогда никуда не выходила, а мы с Киёми сговорились и все же ее вытащили.
— А он сам к вам присоединился?
— Ну да. Я маме рассказала, а она Мидзусиме. А Мидзусима посчитал, что одному ему появиться там будет неудобно, вот и подбил Эномото и Сабутян. Они втроем нас догнали.
— Понятно. А потом?
— Мы катались по озеру на лодке, и вдруг прямо на нас другая — вот-вот столкнемся! Я как заору, как подскочу — мы чуть не перевернулись! А оказалось, это Мидзусима-сэнсэй и Эномото с Сабу-тян.
— Когда он фотоаппарат достал?
— Когда мы в лесу полдничать сели, часа три было. Хотел, наверное, общее фото на память сделать, но уж как-то неожиданно прицелился, и хозяйка страшно разозлилась.
— Так ни одного снимка и не сделали?
— Потом снялись, у меня дома есть. Только она в кадр не попала.
— И когда это произошло?
— Когда? Страшно жарко тогда было… А, вспомнила! Первое воскресенье августа. У нас здесь выходные первое и третье воскресенье.