Приближалось время завтрака. Чарнацкий выглянул в окно и тотчас отпрянул: возле дома, подставив лицо солнцу, сидела Ирина. Она сполоснула лицо водой из бочки и ждала, когда обсохнет. Капитолина Павловна, Ирина и Ольга, Таню пока эти проблемы не занимали, верили, что утреннее солнышко и дождевая вода придают коже необыкновенную, шелковистую мягкость. В первое свое пребывание здесь он частенько заставал хозяйку и Ольгу за подобным занятием, а Ирину никогда. Он ей был не безразличен, и, видимо, поэтому она тщательно скрывала от него, что пользуется доморощенным косметическим средством.
Ирина сидела, прикрыв глаза. Он давно восторгался правильными чертами ее лица, ее миловидностью. В лице Ирины, освещенном утренним солнцем, он заметил что-то новое, ему незнакомое. Не было напряженности, она исчезает у молодых женщин, когда они перестают волноваться, встретят ли своего суженого, когда их отпускает страх, что они останутся одиноки и что другие, более ловкие и смелые в любви, опередят их. Эти годы, когда женщина освобождается от страха, а новый, второй страх, страх старения, еще не появился, эти годы считаются лучшими в жизни женщины, так по крайней мере утверждал один модный, правда третьеразрядный, писатель. Поэтому Чарнацкий, понимая, что легче всего воспринимаются истины, исходящие от третьесортных писателей, порой соглашался с их сентенциями и считал, что в этом есть какая-то житейская мудрость. Сомнительная? А откровенно говоря, сколько их, несомнительных мудростей?
Ирина решила держаться от него на расстоянии. Решила относиться к нему как к жильцу, поселившемуся в их доме. Не разговаривала. И даже когда он спросил о «Трех сестрах», сделала вид, что не помнит этот спектакль…
Он украдкой разглядывал ее. На лице появилось выражение покоя, и этот покой изменил ее, она стала совсем другой. Даже чуть располнела. Неужели юнкер сделал ее счастливой? Он невольно обратил внимание, как тополиный пух в ритм дыхания то касается, то отлетает от ее губ. Он мог бы…
— Католик…
Чарнацкий отпрянул от окна. Радостный крик юного представителя православия донесся до него уже в комнате.
«Ирина не могла видеть меня. Не хватало, чтобы она подумала, будто я подсматриваю за ней. Несносный мальчишка», — огорчился Чарнацкий.
У Кулинского ночью опять случился приступ астмы. Он пытался успокоить себя, что этот тополиный пух, вызывавший у него приступы удушья, скоро перестанет летать по городу.
— Ты только подумай, кругом тайга, могучие, красивые деревья, которые одним своим ароматом способны вылечить человека. А здесь, в городе, эти несчастные тополя, неизвестно, кто и зачем их здесь посадил. Хоть бы вымерзли! Будь на то моя воля, я бы их все до единого вырубил.
Потом адвокат рассказал Чарнацкому о самых богатых семьях Иркутска, об огромных состояниях, сколоченных на сибирском золоте, на торговле между Россией и Китаем. О скандальных историях в среде иркутской знати.
— Увы, среди них у меня нет клиентов. Если б я не был поляком… — Адвокат махнул рукой и переменил тему. — К сожалению, пока я не могу взять тебя на должность секретаря, вопрос несколько осложняется. Тобешинский не отказывается от своего обещания, но считает, что в настоящий момент вопрос об организации польских школ важнее, нежели Суд чести.
— Найду я себе какое-нибудь занятие… А если нет, поеду дальше.
— Тобешинский сказал, что в течение месяца вопрос решится. Ты мне писал, что в свободное время собирал материал о ссыльных поляках в Якутии, как я тебе советовал…
— Кое-что удалось собрать.
— Ты только не спеши, Ян, не спеши. Мне кажется, наш председатель боится, как бы и остальные министры Комитета, так мы именуем себя, не потребовали себе, как и я, секретарей. И знаешь, что я придумал? Предложил председателю, чтобы Комитет оплачивал исследования по истории поляков в Сибири и поручил бы эту работу тебе.
— Да разве я справлюсь? — Ян с недоверием посмотрел на Кулинского, решив, что тот шутит.
Когда-то он всерьез мечтал заняться историей, а теперь боится, справится ли с таким делом.
— Не спеши, Ян. Пока ты будешь переписывать отдельные документы. О восстании польских ссыльных и кое-что из нового. В этом всеобщем хаосе, когда разрешается публиковать даже фамилии агентов охранки, можно добраться до многих материалов. Ты будешь снимать копии, а кто-то другой потом, когда все уляжется, настанет время, обработает их…