- Со штурманом Багрянцевым мы плавали на одном судне.
- И с моим отцом?
- Да, Владимир Федорович был у нас капитаном. А ты что-нибудь знаешь?
- Знаю, - чуть слышно сказал Юрий. - Но, дядя Миша, мы подружились с Людмилой. Тогда я ничего не знал... А сейчас не знаю, что делать...
- Что делать? Как это что делать? Что у тебя, дел нету? А работа, а институт, а "Диана"?.. Дел у тебя, парень, выше головы. Успевай только управляться!
Юрий чувствовал, что дядя Миша хитрит, шутит, отвлекает его от тоскливых мыслей, делая вид, что не понимает его.
- Или ты о Людмиле? - спросил дядя Миша, видя, что Юрий молчит и мрачнеет. - Так тут ничего делать и не нужно. Все как было, так и должно оставаться! Правильно говорят: сердцу не прикажешь! Любишь, так и люби! А Людмила хорошая девчурка, прямо тебе скажу, я-то ее знаю, почти год она у меня на станции. Сколько Людмиле лет? Восемнадцать. Значит, когда произошло несчастье с твоим отцом, с Владимиром Федоровичем, ее еще и на свете не было. Она родилась только через четыре года. И почему она должна отвечать за подлости своего отца, который к тому же и с ней поступил подло?!
- С ней? Как с ней... подло?..
- А ты что, не знаешь, что он бросил семью еще в Новороссийске? - обычно мягкий и добрый голос дяди Миши вдруг потвердел, стал гневным. - И ты еще начинаешь дурить. Эх ты!
Никогда еще, кажется, Юрий не видел капитана Кукина таким злым.
- Она вам говорила об этом? - вдруг почувствовав никогда не знакомый ему озноб, спросил Юрий.
- Говорила.
- А мне нет... никогда...
В прихожей глуховато продребезжал звонок. Щебетнул замок, и послышался голос Ирины Ивановны: "Милости просим, Илья Андреевич! Дома, дома. Раздевайтесь, проходите!"
Вошел Илья Андреевич. Он был бледен и казался чрезмерно усталым. Веки покраснели и подпухли, а глаза смотрели печально и виновато. Он поздоровался с дядей Мишей, опустился на стул и спросил у Юрия:
- А ты что тут делаешь? Небось, как и я, от дурных мыслей скрываешься?.. Михаил Михайлович, курить можно?
- Тебе можно, - разрешил никогда не куривший Кукин.
Илья Андреевич закурил, глубоко затянулся и тут же прижал папиросу в поставленную дядей Мишей тарелочку.
- Не могу. Тяжело и одиноко... а тут еще эта история старую рану разбередила.
- Жениться бы тебе, что ли, Илья Андреевич. Вот и не будет одиночества, и этого самого, может быть, не будет, - участливо сказал Михаил Михайлович.
Илья Андреевич вздрогнул, чуть приподнялся и не то шутливо, не то зло закричал:
- Изыди! Мне жениться? После моей Верухи?.. - Он снова сел и тихо проговорил: - Нет, этого никогда не будет! - Помолчал, потом обратился к Кукину: - Дядя Миша, вы дома, конечно, не держите. Дайте три рубля до завтра, Юрчонок принесет. А завтра я обязательно выйду на работу, даю слово. А то сейчас очень тяжело...
- Эх, Илья, было бы тебе лет на тридцать поменьше, - сказал Кукин, - взял бы я тебя да выпорол как следует.
- А вы и сейчас можете это сделать, - усмехнулся Рябов. - Только дайте Юрчонку трешник и снимайте ремень.
- У меня есть деньги, - сказал Юрий.
- Не надо, - остановил его дядя Миша. - Никаких денег ему, пережитку, не будет. Чай будем пить. А пока для охлаждения желудка и страстей... Ирина Ивановна, принеси-ка Илье Андреевичу стакан холодной воды!
Рябов вскочил.
- Юрий, дай деньги, я пойду.
Капитан Кукин положил обе руки на плечи инженера и легко усадил его на стул.
- Успокойся! И за такую истерику тоже нужно пороть.
Он отворил дверцу маленького шкафчика и достал плоскую бутылку с чистейшей, сверкающей жидкостью.
- Почему говоришь "не держим"? Не для нутра, а так, для технических целей и вообще на всякий случай. Ириночка, где же вода?
Ирина Ивановна принесла стакан с водой. Михаил Михайлович поставил на стол второй стакан, пустой.
- Действуй! Только немного. Дал слово - завтра на работу! И "Диана" ждет. Ребятам без тебя не управиться. Ирина Ивановна, закусить бы чего-нибудь Илье Андреевичу!
- Спасибо, дядя Миша! Не беспокойтесь, Ирина Ивановна, - дрожащей рукой Илья Андреевич торопливо налил в стакан спирт и разбавил водой. Отвернувшись, так же торопливо выпил. Юрий видел, как его конвульсивно передернуло.
- Да, "Диана", - сказал Илья Андреевич, снова закуривая. - Нужно торопиться! Скоро навигация, спуск на воду, испытания, тренировки, регата... Как, Юрчонок, надеешься, выдержит испытания наша новорожденная?
Илья Андреевич преобразился, стал разговорчивым.
- Надеюсь, дядя Илюша. Только в самом деле нужно поторопиться. А я вот два дня не выходил...
- И все это из-за нее, - с горечью сказал Илья Андреевич. - Кстати, я сейчас ее встретил.
- Люду? Ну и что? - встревоженно спросил Юрий. - Разговаривали?
- Да так, немного, - уклончиво ответил Илья Андреевич.
- И что она говорит?
- Ничего особенного.
Юрий не стал больше спрашивать.
- А ты что, Илья Андреевич, против Людмилы? - спросил дядя Миша. - Почему?
- Зачем же спрашивать, Михаил Михайлович, - с грустью казал Рябов.- Как будто вы не знаете почему?
- Но она-то ведь ни в чем не виновата. Мы уже разговаривали с Юрой. Не виновата она и в том, что у нее такой отец. Рябов взвел на Михаила Михайловича тяжелый взгляд.
- Она, конечно, не виновата, но она - его кровь!
Илья Андреевич потянулся к бутылке.
- Последнюю, Илья Андреевич, - сказал дядя Миша. - Опять завтра будет плохо. Не жалко зелья, жалко тебя, "Диану", Юрия.
- Все, все, - сказал Рябов, ставя на стол пустой стакан. - Завтра все будет хорошо. "Диану" спустим, как только откроется навигация, еще раньше других, старых яхт. Испытания и освоение - на это тоже время нужно. Но не беспокойся, Юрчонок, все будет как надо!
Спустя полчаса Илья Андреевич и Юрий попрощались с хозяевами. На улице они почти не разговаривали и вскоре разошлись каждый в свою сторону.
"Любишь так люби! Она ни в чем не виновата!" - повторял Юрий слова доброго дяди Миши, а в ответ ему слышались горькие слова дяди Илюши: "Она - его кровь!"
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Все эти дни Илья Андреевич терзался тяжелыми раздумьями. Взрослый мужчина, серьезный инженер, человек, ненавидящий демагогию, болтовню и сплетни, а поступил, как базарная баба. Он был в возбужденном состоянии, когда на улице встретил Людмилу Багрянцеву, но это не оправдание. Ведь, конечно прав капитан Кукин - девушка не виновата в поступках своего отца.
Почему он тогда не обратил внимания, сразу не осознал ее выкрика: "Не говорите мне об отце! Я его ненавижу!" Она выкрикнула эти слова, в глазах ее сверкнули слезы, и она побежала. А он остался равнодушный к ее словам и слезам, даже злорадствующий.
На другой день после встречи с Людмилой и разговора дома у дяди Миши Илья Андреевич пришел на работу и позвонил в отдел кадров пароходства. На вопрос, на каком судне плавает Багряшцев, ему ответили: "В нашем пароходстве такого нет".
"Багрянцева нет, - подумал Рябов, - тогда почему здесь живет его дочь? Может быть, он погиб, умер..." И тут Илья Андреевич вспомнил выкрик Людмилы: "Я его ненавижу!" Тогда им и овладели сомнения, и он почувствовал, что поступил с девушкой несправедливо и жестоко.
Несколько дней с Юрием об этом он не заговаривал. А поговорить хотелось, поговорить серьезно, откровенно и дружески просто было необходимо. Этого требовала его честь. Тем более Илья Андреевич чувствовал, понимал, знал, что Юрий сам мучается, хотя не показывает виду, старается казаться спокойным.
Ольга, конечно, не примирится с дружбой и тем более с любовью Юрия и Людмилы. При ней сейчас нельзя даже упоминать имя Людмилы, фамилию Багрянцевых. Новый сердечный приступ может быть роковым и последним.
Ежедневно Илья Андреевич приходил в цех и сам работал над оборудованием и оснасткой "Дианы". Дело снова стало быстро продвигаться. Были получены недостающие материалы и дакрон на паруса. Инженеры и рабочие судоверфи, даже те, что вначале скептически и отрицательно относились к затее Вишнякова и Малыгина, теперь приходили полюбоваться яхтой, предлагали свою помощь.