Мэр Бранда.
Непонятно чем, но Ханс айн Грайфогель вызывал некоторую оторопь даже у человека, с ним совершенно незнакомого. Худощавый, коротко, против дворянских правил, стриженый, с аккуратной бородкой, всегда в черной одежде, имевшей такой вид, как будто он постоянно весь в пыли, мэр столицы был человеком, к которому прислушивались все. Не в последнюю очередь потому, что говорил всегда негромко. Это первое, на что обращали внимание при встрече с ним. А вторым были его глаза: холодные, спокойные, они казались двумя серыми камушками, по ошибке вставленные в глазницы.
— Вы забыли, господа, — продолжил мэр, — в какое время мы живем. Наша страна существовала сотни лет, не меняясь. Нам стало казаться, что это хорошо, что не нужно менять то, что и так работает…
Голос шелестел, казалось, помещение наполняли сотни высохших листьев.
— Мы не менялись, но изменился мир вокруг нас. Мир уже не тот, что прежде, даже не тот, что был каких-то несколько десятков лет назад. Паровые машины работают на заводах, заменяя десятки рабочих, паровые машины везут грузы, заменяя десятки лошадей, паровые машины плывут по рекам и морям…
В это был весь айн Грайфогель. Казалось бы, невелика должность: мэр, пусть даже столицы, но маленькие государства неизбежно живут вокруг столицы, она является центром всего: и финансов и культуры и науки. И промышленности. Первые заводы новой формации, с паровыми машинами, купленными в Брумосе, возникли именно в столице, в городе, поводья которого крепко держал в узких руках Ханс айн Грайфогель. Вся промышленность, вся наука столицы, а значит и всей страны контролировалась им.
Ханс айн Грайфогель не любил перемен, но всегда был к ним готов.
— Одна паровая машина заменяет целую толпу. Не пора ли выпустить ее на поле боя?
Все помолчали минуту, осмысляя услышанное. Маршал медленно заулыбался.
— Но постойте, — заговорил наконец кардинал Траум, — ведь ни в одной другой стране ничего подобного нет?
— Нет, — спокойно кивнул мэр, — Но нельзя победить, пользуясь только тем, что есть у противника. Если на тебя идут с кулаками — бери дубинку. Если с дубинкой — выхватывай шпагу. Если против тебя шпага — доставай пистолет.
Кардинал пощипал узкую седую бородку, посмотрел направо, на мрачного канцлера, налево, на казначея.
— А если против тебя пистолет? — наконец спросил он.
— Пушка! — рассмеялся Первый Маршал, — Против пушки ничто не устоит!
— Но, — мягко заметил кардинал, — пушки будут и у наших противников. Что вы противопоставите им?
— Не знаю, — мэр был по прежнему спокоен, — Но у нас еще есть время подумать.
— А деньги? — подскочил казначей, — Где деньги?
— Да! — неожиданно ожил король, — Где деньги? Где деньги из нашей казны, я вас спрашиваю, айн Лаутер?
Его величество нахмурил брови, но толстякам сложно выглядеть грозными.
Казначей подпрыгнул в кресле, как мячик:
— Ваше величество, казна наполнена почти на треть. Но ведь еще только середина года, налоги не собирались, да и много трат было в последнее время…
Король замолчал, видимо вспомнил все свои прожекты, которыми он увлекался. Тут и Черная Сотня и королевский завод в Оберланде и колония в Трансморании и многое, многое другое. А денег не приносит ни один!
— Итак, — он внезапно решил завершить заседания совета, — Ваше мнение по поводу планов Трех Империй? Маршал!
— Война, — айн Штурмберг не улыбался.
— Канцлер!
Айн Айзеншен пожевал губами.
— Я не могу согласиться на войну, — наконец сказал он, — но и отдавать землю захватчику не готов тем более. Как прикажет ваше величество.
— Министр земель?
Высокий как палка Карл айн Шеленберг наклонил головой:
— Любой приказ его величества будет исполнен в точности.
— Кардинал?
— Я бы советовал его величеству не горячится. Возможно, некоторые территориальные уступки…
— Мэр?
— Мы примем бой.
— Казначей?
— Денег на войну у нас нет, — проворчал тот.
— К сожалению, — тряхнул золотистым хвостом волос маршал, — наш враг не станет ждать, пока мы их накопим.
— Денег нет.
— Итак, — король встал, — решено…
Курт дописал «…казначеем было указано на некоторую недостаточность денежных средств в государственной казне». Провел длинную черту и написал «Решение».
Дверь в помещение Совета распахнулась так, как будто ее пнули изо всех сил.
— Леопольд, ты все просиживаешь штаны? Выходи!
Сидевшие за столом дружно вздохнули. В кабинет вошел ужас дворца и всего города, заноза в заднице, гвоздь в сапоге, яма на дороге…
Королевский шут.
Нет, наверное все-таки его величество пошел в двоюродного дедушку. Шуты были популярны в Дикие века, вошли в моду в начале прошлого века, но кто, кто из цивилизованных правителей заведет себе шута в наше просвещенное время?!
Ник Фасбиндер. Неизвестно, где король подобрал этого человека, был ли он дворянином или простолюдином, каково его настоящее имя. Невзрачность своего лица Фасбиндер с успехом возмещал кричащей одеждой. Сейчас он был одет в цыплячье-желтый костюм, с красным галстуком. На голове красовался изумрудно-зеленый цилиндр.
— Лео! — не обращая внимание ни на что, шут прошел к королю и хлопнул того по плечу, — Пока ты сидишь здесь, на кухне стынет окорок с зеленью! Кстати, я нашел рецепт запеченной в сахаре дичины. Знаешь, что они туда кладут? Утку!
— Утку? — король почесал голову, — Господа, наше собрание закончено, мы с Ником немедленно отправляемся пробовать окорок. Кто с нами?
Желающих не нашлось и король, вместе со своим шутом, удалились.
Да, если король Леопольд Седьмой что-то и любил, так это изобретать новые блюда. Готовка была его страстью, его, как говорят брумосцы, хобби. Ну и естественно, последующее употребление приготовленного. Если ЭТО, конечно, можно было съесть. Утка в сахаре… Бррр!
Оставшийся в одиночестве Курт айн Бремен посмотрел на исписанный лист бумаги, на котором было записано «Решение».
Что решили-то?!
Глава 4
Бранд
Улица Новой Голубятни
13 число месяца Рыцаря 1855 года
Командир Черной Сотни был шварцем.
Шварцы, чернокожие жители джунглей Трансморании, были дикарями. По слухам — и людоедами. К их образу больше подходили набедренные повязки, чем мундиры, ожерелья из клыков — больше чем орден святого Франциска и копье с каменным наконечником — больше, чем пистолет.
Нет, в Брумосе шварцев было довольно-таки много, и вероятность встретить одного из них — гораздо больше, чем в Шнееланде, но там они были в основном слугами, либо прикрепленными работниками на заводах, фабриках и фермах. Карл айн Тотенбург не слышал ни разу, чтобы брумосские шварцы становились военными. Тем более — офицерами.
Шварц — офицер. Командир Черной Сотни.
Это было… Неожиданно.
Черные прямые волосы командира были стянуты в хвост на затылке, узкий прямой нос чуть нависал над тонкими сжатыми губами, а кожа…
Кожа приморских шварцев походила по цвету на шоколад. Или на пиво. То есть имела различные оттенки коричневого, и «черной» называлась скорее в сравнении со светлой кожей северян: брумосцев, ренчийцев, белоземельцев…
Кожа командира была черна как уголь лучшего сорта «вайс», названного по горе, где его добывали.
Карл вздрогнул: чернокожий командир резко встал, на плечах блеснули узкие серебряные погоны с тремя звездочками.
— Меня зовут, — заговорил командир, — Симон. Я — старший сотник Черной Сотни.
— А есть еще и младшие сотники? — влез лжемонах, раньше, чем кто-либо еще успел сформулировать вопрос.
— Есть. Есть еще и средние. В Черной Сотне один старший сотник, четыре средних и сорок пять младших.
«По одному офицеру на два солдата» — быстро подсчитал Карл. Странное, очень странное подразделение.