Никто не успел ничего сказать, даже подумать ничего не успел. Грохнул выстрел и человек, роняя пистолет, осел на истоптанный снег с дырой во лбу.
Бах-Бах-Бах-Бах! Ксавье разрядил пистолет в карету, молниеносно подскочив к ней и распахнув дверцу. Мгновение ничего не происходило, потом наружу выпало человеческое тело, цилиндр прокатился полукругом.
— Нам конец… — хватаясь за голову, сел на снег Цайт.
— Во-первых, — Ксавье вместе с подскочившим Вольфом перевернули тела и обыскали их, — записная книжка, — он поднял вверх упомянутый предмет, с черной кожаной обложкой, с серебряной окантовкой, — не является значком тайной полиции. Значит, сей мертвый господин нам соврал. Во-вторых, тайная полиция всегда ходит в масках. В-третьих, тайные полицейские с фюнмаркским акцентом в Шнееланде не могут существовать. И в-четвертых, раз уж он ехал именно сюда, значит, скорее всего, он один из сообщников первых двух…
— Зачем ты начал стрелять? — Цайт держался за голову, раскачиваясь из стороны в сторону, — Зачем? Зачем?
Спокойный как валун Йохан подошел к нервно переступающим лошадям и погладил их морды.
— На моей родине тот, кто задумывается над вопросом, стрелять или нет, долго не живет.
— Но здесь, чума тебе на голову, не твоя родина! Здесь тот, кто стреляет не задумываясь, оказывается на виселице!
— Дворян, — Вольф не обернулся, рассматривая шпагу убитого в карете, — не вешают.
— А меня — повесят!
— Может, — Йохан продолжал успокаивать лошадей, — узнаем, зачем они сюда ехали?
— У кого?! Этот мастер пистолетной стрельбы убил всех!
— Не всех.
Взгляды четверых обратились на сжавшегося в комочек кучера.
— Я не знаю! — вопил прижатый к земле кучер, — Я ничего не знаю!
На улице, где несколько минут назад застрелили несколько человек, было тихо и пустынно. Ни людей, ни карет, ни мертвых тел.
Тела были погружены в карету, которую Йохан завел в переулок неподалеку. Не ближайший, туда карета не влезала.
Тот факт, что полицейские предпочли охранять здание Брандской оперы или Мост четырех королей, не означал, что на выстрелы не появится еще кто-нибудь.
Ксавье взял в руки нож и наклонился над распростертым человеком.
— А знаешь ли ты, любезный, — вежливо поинтересовался он, — что такое «драккенский галстук»?
— Нет, — насторожился кучер.
— А я тебе расскажу. Чтобы надеть на человека драккенский галстук, — Ксавье аккуратно развязал клетчатый засаленный шарф на шее кучера, — ему разрезают горло и в получившееся отверстие вытаскивают язык, который аккуратно укладывают на рубашку.
Несколько секунд понадобилось кучеру, чтобы осознать то, что ему рассказали светским тоном, потом прибавить к рассказу нож в руках Ксавье и получить очень неприятный ответ.
— А знаешь ли ты, любезный друг, — обратился драккенский аристократ к бьющемуся в истерике кучеру, которого держали вместе уже Цайт и Вольф, — кто в Драккене носит такие галстуки?
— Ммм!!! — выпученные глаза, горевшие над зажавшей рот перчаткой Вольфа, говорили о том, что он таких подробностей драккенской моды не знает, знать не хочет, и очень боится, что его желание в расчет не примут.
— Их носят те, кто молчит, когда их спрашивают уважаемые люди. Поэтому даю тебе последний шанс рассказать все.
По знаку Ксавье Вольф отпустил рот кучера.
— Я ничего не знаю, — прохныкал тот.
— Не знаешь, так не знаешь, — дернул плечом Ксавье, — Слева направо или справа налево?
— Меня наняли! — возопил кучер, зажмурив глаза, — Наняли! Они сказали, что я должен буду забрать двух человек и одно тело, и отвезти куда скажут!
— Отлично. Молодец. А куда именно, они сказали?
Взгляд кучера не отрывался от нависшего над ним кончика ножа:
— Сказали. Улица Горлицы, особняк посольства Фюнмарк.
Связанного кучера закинули в карету, в компанию пяти мертвецов.
— У меня есть новость, — сказал Ксавье, — Две новости.
— Хорошую, — затребовал Цайт.
— Что «хорошую»?
— Давай сначала хорошую новость.
— А хороших среди них нет.
— О.
— Если верить бумагам мертвеца, то он служил именно в посольстве Фюнмарка.
Наступило молчание. Убийство посольского — практически повод для объявления войны. Не каждый человек может похвастаться тем, что именно из-за него началась война.
— И вторая, — вбил последний гвоздь в крышку гроба на четверых Ксавье, — Нам осталось всего два часа на то, чтобы решить, собираемся ли мы возвращаться в школу сотни.
Два часа. Слишком малый срок для того, чтобы осознать, что ты превратился в преступника и изгоя.
Глава 8
Бранд
Улица королевы Бригиты. Улица Новой Голубятни. Королевский дворец. Улица Горлицы
21 число месяца Рыцаря 1855 года
Сложнее всего договориться почему-то с ближайшим родственником. Самым злобным ненавистником твоего народа часто является тот, кто почти не отличается от тебя.
Королевство Фюнмарк никогда не относили к Белым землям. Несмотря на то, что говорили в нем на том же языке, разве что с пришепетывающим выговором. Шипящих в фюнмаркском языке хватило бы на целый клубок змей. Белоземельцев фюнмаркцы недолюбливали, почитая их дикарями и варварами, не владеющими благородным искусством мореходства. Да и откуда бы белоземельцам сим искусством овладеть, если с юга доступ к Зеленому морю перекрывает Грюнвальд, с севера же Шнееланд имеет, конечно, выход к Янтарному морю, да вот только выйти из мелкого и небольшого по размерам моря на просторы океанов шнееландцы не могли: выход перекрывал длинный полуостров, так, что для выхода оставался неширокий пролив, в самом узком месте не превышавший и полмили. Принадлежал полуостров Фюнмарку и через пролив корабли пропускались только за плату, размер которой зависел исключительно от доброй воли фюнмаркского короля. Подобную практику фюнмаркцы не считали чем-то неправильным: ведь если бы бог не хотел, чтобы добрые фюнмаркцы собирали плату с проплывающих кораблей, он бы не дал им во владения полуостров Штир. Бог в представлении фюнмаркцев был довольно непоследовательным существом: дав им Штир, он почему-то отдал плодородные долины вдоль реки Миррей шнееландцам. Со стороны бога такой поступок был явно ошибочным, со стороны же шнееландцев владение землями, позарез необходимыми Фюнмарку — просто подлым. Поэтому с завидной регулярностью войска Фюнмарка под красно-белыми знаменами пересекали Миррей, с целью исправить несправедливость. Шнееландцы же, в свою очередь, противились такому толкованию воли бога, что привело к тому, что два народа, близких друг другу, как могут быть близки двоюродные братья, считались смертельными врагами.
Последние годы — может быть даже лет десять — напряжение между двумя странами спало, и если что и было нужно для продолжения мирных отношений, то вовсе не убийство служащих посольства четырьмя курсантами.
— Что будем делать?
Никто из четырех не произносил этого вопроса, но он витал в воздухе.
— Нас никто не видел… — медленно проговорил Цайт.
— И? — Вольф оглянулся. Темные окна темных домов…
— Бросить карету здесь и бежать обратно в школу. Нас никто не видел, а если кто-то и видел, то лиц не рассмотрел. А если и рассмотрел, то мы всегда можем сказать, что не покидали школы. Мы спали всю ночь!
Идея была заманчивой, чего скрывать. На некоторое время все замолчали.
— Я за то, чтобы признаться, — отрезал, наконец, Вольф, — Не к лицу дворянину и мужчине прятаться от опасности. Я не хочу остаток жизни бояться, что правда всплывет наружу. Мой отец всегда говорил «Сделал ошибку — имей мужество признать это». Из-за нас может начаться война.