Сержант и Вольф повернулись на звук…
— Господин старший сотник! — оба вытянулись в струнку.
Сотник Симон, прислонившийся к косяку, хлопнул еще пару раз, и двинулся к ним.
— Редко увидишь среди нынешней молодежи, — произнес шварц, обращаясь к Вольфу, — такое умение в обращении с клинком. Сержант, как часто он побеждает вас?
— Постоянно, господин сотник.
Взгляд черных глаз опять обратился на Вольфа.
— Постоянно? Кто учил тебя, курсант?
— Отец, господин сотник.
— Отец? Я слышал о нем…
Вольф стиснул зубы. Он приехал в Бранд для того, чтобы ему не напоминали об отце.
— Он отличный фехтовальщик…
Юноша чуть не заскрипел зубами, но слово «…был», которое он боялся услышать, сотник не произнес.
— И он вырастил достойного сына.
Сотник приблизился к Вольфу и качнулся с пятки на носок, глядя ему в глаза:
— Фехтование в зале отличается от реального боя так же, как артист, играющий короля в театре, отличается от настоящего короля. Сможешь ли ты так же хорошо драться в настоящем бою?
— Да, господин сотник.
Вольф был не просто уверен в себе. Он был уверен в том, что сможет справиться с сотником — а именно поединок с ним и подразумевался — потому что неуверенность в собственных силах — первый шаг к поражению.
Отец всегда говорил «Усомнился — проиграл».
— Сержант, шпагу.
— Но…
— Шпагу.
Сотник сбросил мундир и закатал рукава белой рубашки. Вольф оценил и толщину запястий и мускулы предплечья, мелькнувшие под кожей, как огромные змеи под болотной ряской.
«Хм, интересные шрамы…».
Шрамы на левой руке сотника и в самом деле были необычны: толстые, одинаковые, они протянулись частоколом от кисти до локтя. Семь поперечных, длиной и толщиной в мизинец взрослого человека и один, уже у самого локтя, такого же размера — продольный.
— Любопытно? — поймал его взгляд сотник.
— Необычно.
— Это с моей родины. В джунглях Трансморании такие шрамы получает мальчик после того, как докажет, что он готов быть мужчиной.
— И в каком возрасте вы их получили, господин сотник?
— В девять лет. Готов?
— Го…
Сотник сделал быстрый выпад.
Шпага должна была ударить Вольфа, стоявшего с опущенной шпагой в грудь. Должна была.
Юноша мгновенно уклонился от клинка и отбил его своей шпагой, тут же ударив вслед. Но и сотник, судя по всему, стал мужчиной в девять лет вовсе не в постели со сговорчивой девчонкой. Вольфу вспомнились строки из учебника естествознания…
…сотник скользнул к нему, рассыпая град уколов, но юноша не дал ему приблизиться, разрывая дистанцию и беспорядочно перемещаясь по залу…
«В некоторых племенах звание мужчины может получить только тот, кто убил леопарда. Единственное оправдание: если другие мужчины перебили всех леопардов в округе…».
— Ты сошел с линии! — возмущенно выкрикнул сотник и тут же нанес удар. И еле-еле увернулся от встречного удара юноши, который никак не отреагировал на слова, долженствующие сбить его с толку.
Шпаги в руках двух бойцов мелькали безостановочно, но нанести удар не удавалось ни одному из них. Ловкость натыкалась на мастерство, мастерство — на ловкость.
Пару раз сотник пытался перехватить клинок рукой в перчатке — с трудом уходя после этого от удара шпагой — пробовал отвлечь его внимание громкими выкриками…
— Держи! — брошенная перчатка хлопнула Вольфа по левому плечу и шлепнулась на пол, а клинок сотника у правого плеча встретился с клинком юноши.
Два оскаленных лица, светлое и черное, встретились взглядами, разделенные только скрещенными клинками…
Удар! Удар!
Вольф и сотник дружно упали на колени: оба ударили соперника в солнечное сплетение, оба пропустили удар и сейчас безуспешно пытались вдохнуть.
— Я… вижу… — просипел Симон, — Ты готов… к настоящему бою…
— Готов… господин сотник…
— Ты же понимаешь… — сотник наконец смог вздохнуть и встать, — Что если бы я хотел тебя убить, я бы убил?
— Разумеется, господин сотник.
В голосе Вольфа — ни капли сарказма или самоуверенности. Только констатация факта. А во взгляде…
Взгляд юноши изрядно сбивал сотника во время боя. Живые глаза превращались в мертвенно-стальные окуляры, которые почти не двигались, не давая знака, куда будет нанесен следующий удар, как будто они видели сразу все, что происходит вокруг. Казалось, что во время боя в голове юноши начинает работу сложнейшее устройство для вычислений, наподобие дифференциального исчислителя, созданного ученым Иоганном Мюллером несколько лет назад. Вращаются шестеренки, ходят туда-сюда рычажки, щелкают храповики, в долю секунды вычисляется движение противника и рассчитывается необходимое противодействие.
Сотник выдохнул и неожиданно нанес удар. Клинок обиженно звякнул, отбитый Вольфом.
— Бой окончен, — Симон бросил шпагу сержанту. Зепп тихонько, еле заметно, улыбнулся: «А я говорил вам, что этот парень на самом деле хорош…».
Вольф поместил шпагу в стойку и принялся снимать костюм. Сотник принял мундир от сержанта и начал одеваться.
«Если бы мне было нужно, — думал он, застегивая пуговицы, — Я бы убил парнишку. Но, будем честными сами с собой, ЛЕГКО у меня бы это не получилось…».
— Продолжайте тренировку, — сотник вышел, бесшумно закрыв дверь.
Сержант, уже откровенно ухмылявшийся, повернулся к Вольфу:
— Шахматы, — объявил он.
За три дня, прошедшие с момента ночного приключения на улице королевы Бригитты, четверо друзей в полной мере ощутили, что такое наказание в понимании старшего сотника.
Что произошло в ночь на двадцать первое Рыцаря они так и не знали. Тем более что никто из курсантов никто не знал точно, что там произошло, поэтому разговоры на эту тему среди них почти не велись. Все, что удалось случайно услышать друзьям: что-то произошло в фюнмаркском посольстве. То ли кто-то из сотрудников сошел с ума и кого-то убил, то ли кто-то пробрался внутрь и опять-таки кого-то убил, в общем, подробностей не знал никто.
Среди четверки эта тема обсуждалась только раз, ночью, тихим шепотом. Ребята пришли к выводу, что тот тайный полицейский, которого они видели убитым, похитил в посольстве важную информацию, возможно, на самом деле кого-то убив. Фюнмаркцы выследили его и, в свою очередь, убили, но похищенную информацию найти не смогли, поэтому тащили тело для более тщательного обыска в посольство. Они же помешали этому, в результате информация попала куда нужно, а их не стали обвинять в убийстве.
Примерно так, по их мнению, выглядела правда, а все остальное — слухи.
Единственным негативным последствием осталось наказание. Для каждого свое.
Вольф после полудня тренировался в стрельбе из пистолета. До звона в ушах, рези в глаза от порохового дыма и кислого привкуса во рту. Бои на шпагах, которые получались у него гораздо лучше, Вольф воспринимал как избавление. Но самым трудным для него были шахматы. Зачем ему эти гамбетто, цугцванги и эндшпили, юноша понятия не имел, но возражать было бесполезно. За каждые две проигранные партии он должен был сыграть дополнительную игру, за каждое возражение — две дополнительных.
Ксавье был завален математикой, сложнейшими заданиями и «полуисториями», как он называл их про себя. Давался перечень исторических случаев, оборванных на середине. Юноша должен был понять, что произойдет дальше и почему именно это. Случаи же были из истории не только Белых Земель или Трех империй, но и из Трансморании и других земель, так что понять логику действий было крайне трудно.
Точно так же в книгах закопался Цайт. Точные науки. Физика, химия, механика, динамика, гидравлика… И тоже задачи, задачи, задачи… Вертикальная труба состоит из двух частей разных диаметров: верхняя — три фута, а нижняя — два. И в верхней и в нижней части находится по поршню, которые соединены между собой жестким стрежнем. Между поршнями налита вода. Куда легче сдвинуть поршни: вверх или вниз? Почему?